К. Грюнвальд. Великобритания и Индия: [Оконч.]
Грюнвальд К.К. Великобритания и Индия: [Оконч.] / К. Грюнвальд. // Современные записки. 1922. Кн. XII. С. 236–261. – Нач.: 244.
Политическая и экономическая ситуация колониальной Индии.
Стр. 236
ВЕЛИКОБРИТАНИЯ И ИНДИЯ
(Окончание)*
4.
Мы не склонны придавать чрезмерное значение непосредственной пропаганде агентов Москвы в самой Индии. «Большевистская агитация» повсеместно служит в наши дни наилучшим оправданием неумелых администраторов при постигающих их неудачах. Сами англичане без всякого воздействия Ленина дали индусам достаточно пищи для мятежных и революционных настроений. Никаких реальных фактов, свидетельствующих о наличности большевистской пропаганды в пределах самой Индии, до настоящего времени не удалось обнаружить, хотя индийским правительством еще в 1920 г. было создано «особое бюро» для собирания сведений о действиях большевиков и воспрепятствования пропаганде большевистских агентов. Правда, английские власти полагают, «что значительное количество бумажных рублей ввозится в Индию для содействия мятежному движению среди местного населения».**) В конце 1919 года было издано запрещение пользования русскими рублями под угрозой трехлетнего тюремного заключения. После издания этого распоряжения об изъятии русских рублей, таковые были предъявлены для обмена на сумму свыше 2 мил. фун. ст. По мнению «Таймс», такое огромное количество русских денег могло проникнуть в Индию лишь благодаря эмиссарам Ленина. Нам кажется, что подобное утверждение не выдерживает критики, ибо до войны Россия закупала в Индии весьма значительные количества чая, джута и ряда других продуктов, а с другой стороны, в Индию сейчас понаехало много коммерсантов из Персии и других ближне- и дальневосточных стран, при которых также могли находиться русские бумажные деньги. Во всяком случае, с обесценением русских бумажных денег и сокращением золотого запаса, значение платной пропаганды едва ли
_________________________
*) См. «Совр. зап.», кн. XI.
**) «The Red flag in the East» («Times», Sept. 23, 1920).
Стр. 237
может оставаться значительным. Характерно, что до настоящего времени не удалось даже арестовать ни одного советского эмиссара, хотя, по словам весьма осведомленной в Индийских делах и крайне враждебной коммунистам газеты Morning Post, «иностранная большевистская пропаганда в Индии находится под постоянным тщательным наблюдением властей».*)
На самом деле, Советская власть и не нуждалась в отправке в Индию своих эмиссаров. Раскаты революционных громов и так доносились по азиатским равнинам и оставляли свой след в умах впечатлительной интеллигенции Индии. Мы уже упоминали, что первая революция 1905 г. послужила известным толчком к усилению индийского революционного движения. По поводу событий 1917 г. орган Анны Безант не без основания заявлял еще два года тому назад: «Наши молодые революционеры-заговорщики подвергались за свою деятельность смертной казни через повешение или пожизненному тюремному заключению. Теперь студенты-индусы с изумлением видят, как премьер Великобритании радостно приветствует результаты, достигнутые аналогичными действиями русских молодых людей, которые устраивали заговоры, взрывали поезда и в свое время убили царя. Теперь бывших цареубийц чтят как мучеников, и те из них, которые остались в живых, с торжеством возвращаются в Россию, получившую свободу благодаря их трудам. Имена, которые прежде были прокляты, ныне стали священными». Как же было не отозваться индусам-революционерам на воцарение большевиков в Москве и на провозглашение ими беспощадной борьбы против английского империализма?
У Советской власти был кроме того другой, гораздо более верный способ воздействия на англичан в Индии — через Афганистан и другие приграничные среднеазиатские области. «Угроза Индии со стороны германского оружия заменяется более страшной угрозой большевистских идей. Эта зловещая сила находит в Средней Азии прекрасную почву для своего развития — так характеризует положение официальная Синяя книга о положении дел в Индии в 1919 году**). Надежды на поддержку со стороны Москвы, вероятно, явились фактором, побудившим афганского эмира предпринять еще в апреле 1919 г. поход в пределы Индии.
_______________________________________
*) «The Threat tо India» («Morning Post», Oct. 23, 1920).
**) «Statement exhibiting the moral and material progress on condition of India».
Стр. 238
Выйдя победителями из этой войны, англичане, однако, лишь на время освободились от большевистского кошмара. Синяя книга о положении Индии в следующем, 1920 г. определенно заявляет, что для надлежащего понимания взаимоотношений между Индией, Афганистаном и пограничными племенами необходимо постоянно иметь в виду задний фон бурной большевистской деятельности. «В 1920 году», гласит Синяя книга, «Советское правительство России недвусмысленно заявило свое мнение относительно Великобритании; в неоднократных выступлениях Ленин, Троцкий и Чичерин заявляли, что Британская империя является главным врагом проповедуемых им доктрин. Неприкрыто враждебное отношение советского правительства выражалось не в одних только словах. В рассматриваемый нами период постепенно становилось все более ясным, что большевистская угроза нападения на Индию не может быть более игнорирована».
...«Победы над Колчаком, Деникиным и Врангелем и заключение мира с Польшей развязали руки московскому правительству. При помощи армии пропагандистов им удалось существенно укрепить свое положение в Закавказье и Туркестане». Охарактеризовав постепенный переход этих областей под власть Москвы, Синяя Книга продолжает: «Кампания мятежной пропаганды, основанная на сомнительном аргументе о совместимости большевизма, заклятого врага всех религий, с учениями Ислама, подготовила путь для дальнейшего движения... Общая вражда к Англии и союзникам содействовала примирению, по крайней мере в данный момент, таких традиционных врагов, как русские большевики и турецкие националисты; в результате в середине 1920 года союз большевизма и ислама был открыто провозглашен». «Неуклонное продвижение большевистской власти по направлению к Индии не могло остаться без влияния на отношения Индии с пограничными государствами... В Персии в течение всего 1920 года положение было деликатным... Большевистской пропаганде удалось предупредить ратификацию англо-персидского соглашения. Это было сочтено за триумф советской дипломатии. С точки зрения же Персии и Индии, это является прискорбным фактом, облегчающим действие разрушительной пропаганды, которым русское советское правительство так хорошо умеет пользоваться».
Автор Синей книги далее останавливается детально на взаимоотношении Индии с афганским эмиром, принявшем после появления в Кабуле миссии Бравина неустойчивый и колеблющийся характер. Он в известной степени утешает
Стр. 239
себя возникновением между афганцами и большевиками принципиального разногласия. Афганцы мечтали о создании Великой исламской федерации из средних азиатских государств Хивы, Бухары, Ферганы и Туркестана под их гегемонией. Большевикам эта мысль очевидно не улыбалась, ибо сильная мусульманская федерация государств закрывала бы им путь в Индию. Отметив затем переговоры, возникшие между Эмиром и английской делегацией под руководством Сэра Генри Доббса, автор Синей книги заканчивает свое изложение следующими знаменательными словами: «Следует надеяться, что в интересах как Афганистана, так и Британской Индии удастся восстановить старые дружественные отношения довоенного периода. Путь к этому может быть облегчен благодаря заключению торгового соглашения между советским правительством России и правительством Его Величества, которое, как можно надеяться, прояснит общую атмосферу». Вот где ключ к пониманию самых затаенных мотивов английской политики в отношении России.
Полгода после заключения договора с Красиным действительно происходит подписание англо-афганского трактата. Ради восстановления своего пошатнувшегося престижа Англия, однако, оказывается вынужденной пойти на самые широкие уступки. Договором 22 ноября 1921 года Англия отказывается от своего исконного права контроля над внешними сношениями Афганистана и разрешает эмиру назначить своего дипломатического представителя в Лондоне и консулов в главнейших центрах Индии. Разрешается также вновь ввоз оружия в Афганистан транзитом через Индию, и в пограничную линию вносятся легкие изменения в пользу Афгана.
Отношения с более мелкими пограничными племенами продолжают, однако, до настоящего времени носить тревожный характер. Набеги Махсудов и Вазиров не прекращаются, несмотря на карательные экспедиции, предпринимаемые против них. За 1919 — 1920 гг. было совершено не менее 621 набегов, во время которых около 1 000 английских подданных было убито, ранено или взято в плен. Английское правительство Индии сочло себя даже вынужденным оккупировать центральный Вазиристан в разрез со своей традиционной политикой, согласно коей Вазиристану предназначалась роль буфера... И в результате британская власть в Индии чувствует себя вынужденной заявить («Синяя книга», стр. 16), что с воцарением большевиков «старая угроза появилась под новым видом на северо-западной границе», а главнокомандующий лорд
Стр. 240
Роулинсон заявляет в марте 1921 года перед законодательным собранием в Дели, что «значение большевистской угрозы сильно возросло и является ныне одним из мотивов, побуждающих настаивать на поддержании в Индии сильной и боеспособной армии».
5.
Подогреваемое целым рядом психологических, религиозных и материальных факторов, индийское национальное движение могло разгораться до яркого пламени лишь в тот момент, когда у него явился призванный вождь, олицетворявший собой все народные надежды и идеалы. Читатели «Современных Записок» уже знакомы из очерка Дионео*) с личностью магатмы (пророка) Ганди. На этой своеобразнейшей фигуре стоит, однако, остановиться подробнее.
Воспитанник лондонского Темпля, адвокат по профессии, Ганди, достигнув зрелого возраста, отряс от своих ног прах европейской цивилизации и объявил англичанам крестовый поход во имя своих религиозных верований. И его проповедь, обращенная к вековым преданиям, предрассудкам и суевериям Индии, оказалась более способной вызвать энтузиазм народных масс, чем хитросплетения и ораторское искусство даже самых даровитых политиков. Отзывы корреспондентов английских газет наглядно характеризуют его облик: «Ганди — индийский Петр-Пустынник. В частной жизни он аскет. Он появляется в народе босым и окутанным в бумажный платок индусского крестьянина».**) «Нельзя не верить искренности Ганди и полному отсутствию в нем всяких корыстных и честолюбивых мотивов. Соревнование с ним невозможно. Его умственные процессы элементарны. Благодаря этому он постоянно вводит своих противников в затруднительное положение. Но они остаются беспомощными перед ним ввиду того энтузиазма, который вызывает в массах каждое его выступление». Влияние Ганди действительно неописуемо. Его наружность невзрачна и не производит никакого впечатления, но он буквально потрясает слушателей, лишь только начинает говорить по-индусски или на отличном английском языке, стилю которого может позавидовать всякий культурный англичанин. Слышатся возгласы: он больше чем простой человек, он истинный пророк»***). В борьбе за
__________________________________
*) «Современные записки», т. V («Брожение в Индии»).
**) «Daily Telegraph» (January 26, 1921).
***) «Manchester Guardian» (Dec. 22, 1921).
Стр. 241
равноправие индусов в Южной Африки Ганди впервые проникся убеждением, что современное английское правительство является олицетворением сатанинского начала, искони чуждым всему тому, чем должен дорожить праведный индус. Взгляды подобного рода не представляются для Индии чем-то новым. Фаррар, написавший подробное исследование религий Индии, еще задолго до войны и до появления Ганди, так излагал сущность этих воззрений:
«Индийская цивилизация во всех ее отраслях: религии, воспитании, искусстве, промышленности, семейной жизни и управлении — покоится на здоровых, прекрасных духовных основах. Если в течение столетий эти основы были иногда извращены, то это является в значительной степени последствием жестокой агрессивной политики магометан в прежние дни и англичан в наше время. Долг индуса-патриота — стремиться к восстановлению исконной индийской жизни и цивилизации. Западная цивилизация во всех своих составных частях проникнута грубым материализмом, и проникновение ее в Индию понижает моральный уровень страны. Английское правительство, миссии, торговля, западные влияния всякого рода — все это нездорово для Индии. Для европейца нет места в стране — все должно принадлежать самим индийцам, и их долг перед религией — освободиться от европейцев и от всех тех зол, которые они с собой приносят. Всякое средство допустимо для достижения этой высшей цели».*)
Отзвуки подобных взглядов мы находим и во многих творениях Рабиндраната Тагора, хотя он и считает себя врагом «национализма», поскольку под словом «нация» понимается «группа, преследующая чисто механические цели».
В официальной английской Синей книге о положении дел в Индии мы можем найти прекрасную формулировку связи между учениями Ганди и традиционными воззрениями индусской древности. «Всякий индус, — гласит Синяя книга, — как бы он ни поддавался западному влиянию, всегда в глубине своей души преклоняется перед аскетизмом. Даже образованные индийские джентльмены, играющие выдающуюся роль в общественной жизни, дорожат идеалом отрешения от мирских благ. Указания Ганди на превосходство душевной силы над материальной... имеют логическую основу в древней индийской доктрине «Дармы» («вечная истина», или «добро»)... Ганди стоит перед глазами всех индусов не только как совершенный аскет, но и как совершенный проповедник индусской
_____________________________
*) Farrar. «The religions of India».
Стр. 242
традиции — и это придает ему неотразимую силу... Против все захлестывающей волны западного материализма и могущества Ганди своим презрительным отношением к тому, что мы называем современной цивилизацией, встает перед оскорбленным национальным чувством многих своих соотечественников как настоящая скала спасения. Он олицетворяет собой чисто индийскую потусторонность, дух, которым запад никогда не обладал»...
«Смешно называть Ганди, как это делают некоторые, Лениным Индии. Нельзя себе представить более различных как по духу, так и по идеалам людей, чем индийский пророк и вождь московских коммунистов, — пишет осведомленный английский публицист*). — Но в одном мы не можем не усмотреть сходства между обоими этими деятелями. Оба они, в отличие от своих предшественников, стремятся к полному, безоговорочному и немедленному воплощению в практическую жизнь исповедуемых ими отвлеченных догматических построений. Конечно, соответственно разнице идеалов и способы их осуществления различны. Не бурная творческая работа, а пассивное, восточное, толстовское неприятие зла должно привести Ганди к желанной им цели. «Мое движение, — говорит сам Ганди, — носит религиозный характер. Всякий богобоязненный человек должен отказаться от всякого общения со злом. Лучше умереть на пути Господнем, чем жить путями сатанинскими. Поэтому для всякого, кто понимает, что современное правительство Индии олицетворяет собою деятельность Сатаны, не остается ничего другого, как отказаться от всякого с ним общения».**) Отвергая насильственные способы свержения иноземной власти, Ганди попросту провозглашает ей бойкот («сaциa-граха», т. е. «настаивание на правде», вернее «пассивное сопротивление»). По словам самого Ганди, «политическая борьба тем самым превращается в религиозное и очищающее движение, которое с каждым днем укрепляет силы нации, показывает слабые места и способы для их устранения... Смысл этого движения — в добровольно принятом на себя страдании, и поэтому оно содержит в себе автоматические тормозы против всяких крайностей и нетерпения. Способность нации к страданию регулирует ее движение на пути к свободе***)». Индия должна двигаться вперед по указанной дороге, покуда она не достигнет «свараджа», т. е. полного национального самоопределения.
_________________________
*) «Indian Boycott» («The New Statesman», Sept. 18,1920).
**) В журнале «Joung India» (Dec. 29, 1920).
***) Там же.
Стр. 243
Нам не приходится останавливаться на критике исповедуемых Ганди учений. Установление нового Золотого века на почве старой индийской культуры со всеми ее несомненными пережитками народной темноты не менее фантастично, чем надежды на добровольный отказ стомиллионных масс от всякого применения насилия в политической борьбе. Наконец, не нуждается в доказательствах туманность и неопределенность самого термина «сварадж». Ганди предусмотрительно воздерживался от всяких указаний относительно той формы, которую должно принять отстаиваемое им самоуправление. Даже в самом основном вопросе — о будущих отношениях между свободной Индией и Британской державой — он избегает решительного ответа, и, судя по последним его выступлениям (на Индийском Национальном Конгрессе в конце декабря 1921 года), он готов был бы при известных условиях примириться с главенством английской короны. «Идеальное государство Ганди, по-видимому, должно состоять целиком из самодовлеющих общин, в которых суд и расправа творились бы советами старшин, сидящих под тенью больших деревьев».*)
Мы знаем, однако, по многим историческим примерам (да и в наши дни имеем к тому достаточные доказательства) что именно наиболее утопичные и туманные учения способны вызывать наибольший энтузиазм масс. Ганди выступил на широкую арену индийской общественной жизни в тот момент, когда народная совесть была потрясена пенджабскими расправами. Его деятельность началась призывом к пассивному сопротивлению против репрессивных законов Роулатта и расправ генерала Дайера. Выставив затем на своем знамени восстановление прав Халифа, он привлек к себе сердца десятков миллионов индусов магометанского вероисповедания и заслужил от них звание «вали», т. е. вице-короля, или религиозного вождя.
В Национальном же конгрессе, обиженном недостаточной широтой конституционной реформы Монтегю-Чельмсфорда, Ганди нашел готовый аппарат для повсеместного распространения своих учений и осуществления своей программы на деле. В конце 1920 г. Национальный конгресс на сессии в Начпуре официально ставит своей задачей достижение «свараджа» народами Индии всеми законными и мирными средствами. Из устава Конгресса исключается содержавшееся в нем ранее указание на вхождение Индии в Британскую империю в каче-
_____________________________
*) «Таймс», индийский номер, 17 Ноября 1921 г.
Стр. 244
стве самоопределяющейся единицы. Вместе с тем Конгрессом провозглашается политика отказа от всякого сотрудничества с англичанами по следующей примерной схеме: 1) отказ от титулов, почетных должностей и должностей по назначению в органах местного управления, 2) отказ от присутствия на правительственных приемах, 3) постепенное удаление детей из учебных заведений, принадлежащих правительству, поддерживаемых им и находящихся под его надзором и создание национальных школ, 4) бойкот английских судов адвокатами и публикой, 5) отказ от военной службы в Месопотамии, 6) отказ от участия в выборах в представительные учреждения, 7) бойкот иностранных товаров*).
Независимо от этого намечается призыв к населению об отказе платить налоги при дальнейшем развитии пассивного сопротивления. Самому конгрессу или его совету предоставляется определить момент, когда этот метод борьбы будет признан целесообразным.
Особое внимание конгресса было обращено на организацию бойкота английских товаров... «Вспомним, что великая Библия англичан — это сборник их торговых законов», — так рассуждал в своей заключительной речи председатель конгресса Шарьяр. «Статистические выкладки, свидетельствующие о понижении доходности, имеют гораздо большее влияние на взгляды и моральный калибр среднего англичанина, чем какие-либо иные соображения. Наша цель — непосредственно повлиять на доходы английских эксплуататоров Индии. Мы будем бойкотировать английские товары, приостановим вывоз сырья и приведем английских плантаторов, коммерсантов и промышленников вследствие отказа в рабочих руках к постепенному истощению — и это заставит их изменить свое отношение к нам».**)
В дальнейшем влияние Ганди на конгресс возрастает с удивительной быстротой. Как раз незадолго до Нагпурской сессии умер старый вождь экстремистов Тилак, приверженец традиционного господства браминской аристократии. Благодаря своему влиянию, ему удавалось до самого последнего момента удерживать браминов — творцов и вождей индийского национализма — от политики бойкота. С момента его
____________________________________
*) В виде курьеза отметим, что, по мнению Ганди, идеалом пассивного сопротивления был бы отказ индусских отцов и матерей производить на свет детей-рабов до того времени, покуда Индия не достигла бы самоопределения (Чирол, стр. 215).
**) «Morning Post» (Jan. 3, 1921).
Стр. 245
смерти пало последнее препятствие, стоявшее на пути Ганди и его сторонников к подчинению национального конгресса своему влиянию.
На последней сессии, заседавшей в Ахмедабаде с 27 по 29 декабря 1921 года, «святому вождю», магатме Ганди, предоставляются диктаторские права над всей организацией конгресса и свободное распоряжение всеми ему принадлежащими весьма значительными денежными средствами. Ему разрешается предпринимать от имени конгресса все шаги, которые он сочтет нужными для достижения конечной цели — свободы Индии. Единственно лишь заключение мира с британским правительством подлежит окончательной санкции конгресса. Ганди уполномочен даже к назначению себе преемника в диктатуре в тех случаях, если он найдет это необходимым (вероятно, при угрозе ареста или иной репрессивной меры). Стоя по-прежнему на почве пассивного сопротивления и отвергая методы насилия и открытого мятежа, Конгресс, однако, расширяет программу своих действий. По усмотрению местных комитетов Конгресса, каждая отдельная провинция может быть немедленно призвана к гражданскому неповиновению и к отказу от уплаты налогов. Кроме того, немедленно учреждается организация «национальных добровольцев»...
По внешней видимости, таким образом создается действительно грозная обстановка. Но эта видимость еще не дает нам права для окончательных суждений. Лишь учет сил, противопоставленных индийскому революционному движению в этой последней стадии его развития, позволит нам сделать достаточно обоснованные выводы.
6.
В полном сознании угрожающей ей опасности Британская власть с исключительным умением парирует наносимые ей удары. Для борьбы с крайней партией при поддержке и содействии этой власти организуются более умеренные слои населения Индии. На туманные призывы к немедленному осуществлению туманного «свараджа» она отвечает отменно — либеральным и неуклонным проведением в жизнь намеченных конституционных реформ, а восточному гипнотизеру Ганди она противопоставляет два совершеннейших продукта западной культуры и цивилизации — хитроумного государст-
_________________________________
*) «Sedition in India» («Daily Telegraph», Dec. 30, 1921).
Стр. 246
венного деятеля — вице-короля лорда Рединга — и молодого принца Уэльского, очаровавшего своей улыбкой население не одной дальней английской колонии.
Значение умеренных элементов в Индии обычно недостаточно оценивается в разных газетных корреспонденциях, сосредоточивающих свое внимание на очередных сенсациях революционных выступлений. События последних лет бесспорно ослабили позицию этих элементов. В качестве индийских патриотов или правоверных мусульман они были так же глубоко задеты расправами в Пенджабе или отношением Англии к турецкому вопросу, как и самые крайние националисты. «В глубине души они надеются, что революционное движение повлечет за собой новые уступки власти». И все же они представляют собою до настоящего дня могущественный оплот для английской власти.
С момента опубликования королевского манифеста о конституционных реформах, многие видные борцы за освобождение Индии сочли свою миссию выполненной.
Ветеран национализма Сурэндранат-Банерджи говорил на банкете в Калькутте 31 января 1920 года, что связь Англии с Индией установлена Провидением для достижения самых высоких целей. Индия никогда не займет должного места среди народов земного шара и никогда не внесет свою лепту в эволюцию человечества иначе, как путем ассоциации с Британской империей — наиболее свободным государством из всех когда-либо существовавших. И он призывал своих слушателей к деятельному сотрудничеству в осуществлении великих конституционных преобразований.
Уже в 1918 году умеренные общественные деятели откололись от национального конгресса и создали свою собственную организацию, принявшую впоследствии наименование «национальной либеральной федерации». Полагая, что создание провинциальных парламентов и расширение представительного принципа в органах центрального управления представляет собою значительный шаг вперед, эти люди решили вступить на путь использования новых конституционных методов, чтобы доказать на деле возможность предоставления населению Индии еще большей доли ответственности в определении своих национальных судеб.
Само собой разумеется, что в этих кругах установилось к национальному конгрессу резко отрицательное отношение. По поводу Нагпурской сессии Анни Безант, порвавшая с экстремистами после дарования Конституции 1919 г., писала, что
____________________________________
*) «Times» (Febr. 9. 1822).
Стр. 247
«политика Конгресса должна привести страну к мятежам, кровопролитию и гибели. Конгресс не допускает более свободы мысли и слова, а налагает на своих участников, принадлежащих к меньшинству, нестерпимую тиранию».*) Председатель Национальной либеральной федерации Чинтамани заявлял тогда же, что «…немедленное осуществление свараджа, выставленное в качестве цели Конгресса, является просто более мягким выражением для революции».
Современный состав Национального конгресса дает его оппонентам немало оснований для справедливой критики. Не подлежит сомнению, что руководящая роль на Конгрессе перешла от цвета индусской интеллигенции к малообразованным, фанатическим элементам, лишенным всякой конструктивной программы. Безусые юнцы являются, по-видимому, преобладающим элементом среди конгрессистов. Намечаемые этими совершено незрелыми людьми способы борьбы, хотя и мирные сами по себе, признаются весьма опасными в смысле тех последствий, к которым они неизбежно должны привести при осуществлении на практике.
И в действительности мы видим, что лишь только население, по призыву Ганди или его последователей, устраивает демонстративную забастовку, закрывает базары и т. п., немедленно же возникают беспорядки, сопровождающиеся столкновением с полицией и кровопролитием. Ганди тогда заявляет о своем глубоком разочаровании, налагает на себя пост и собирается уходить в горы Гималаи, чтобы провести остаток своих дней в созерцании. Но через некоторое время он кидает новый призыв, дающий снова те же неожиданные для него, но неизбежные результаты...
Осуществление провозглашенного конгрессом бойкота дало умеренным группировкам повод померяться силами с экстремистами, и победа отнюдь не оставалась на стороне этих последних.
По официальным сведениям, до февраля 1921 г. из пяти тысяч индусов, обладающих почетными званиями или титулами, отказались от них всего лишь двадцать один человек (наиболее видной фигурой среди них был Рабиндранат Тагор, сложивший с себя звание английского баронета; впоследствии, однако, Тагор вновь отошел от экстремистов и высказал им свое осуждение). Кроме того, было отклонено 42 почетных и 248 платных должностей. Из состава адвокатуры никто не отказался от практики**).
_____________________________
*) «Morning Post» (Jan. 11, 1921).
**) «Morning Post» (Nov. 2, 1920). «Times» (Nov. 3, 1920).
Стр. 248
В коммерческих кругах Индии предложение бойкота иностранных товаров было встречено с явным несочувствием. Из 70-ти коммерческих организаций в Бомбее один лишь союз туземных торговцев мануфактурным товаром высказался за бойкот. В Бомбее образовался специальный комитет для противодействия движению. В выпущенной им брошюре Комитет указывал, что бойкот иностранных товаров равносилен самоубийству. На огромных пространствах Индии единообразное проведение бойкота вообще неосуществимо при разобщенности отдельных районов. Местного производства совершенно недостаточно для покрытия потребностей страны. Индия вынуждена импортировать не менее ⅓ нужных ей мануфактурных товаров. Вследствие большого спроса на индийскую пряжу в других странах, надежды Ганди на развитие ручного ткацкого производства эфемерны. Индия совершенно не производит машин. Она не изготовляет даже гвоздей, винтов, булавок и тысячи других предметов первой необходимости...*). Провозглашение бойкота особенно больно ударяло по карману купцов в тот момент, когда их склады, как мы уже упоминали выше, оказывались заваленными иностранными товарами на десятки миллионов фунтов.
Среди легко воспламеняющейся учащейся молодежи призыв к бойкоту встретил несколько более живой отклик. Правда, совет наиболее влиятельного мусульманского учебного заведения, колледжа Алигар, на заседании, в котором участвовало свыше 100 виднейших представителей магометанства, подавляющим большинством высказался за продолжение занятий. Но две трети студентов примкнули к движению, и колледж пришлось закрыть. Забастовочная волна распространилась также на колледж в Амритсаре, колледж Медресе в Калькутте и ряд других учебных заведений. В то же время, однако, родители тайно продолжали вносить учителям плату за допущение бастующих студентов к ближайшим экзаменам...
Наиболее важное значение во всей начатой Ганди и Национальным конгрессом кампании имел бойкот выборов в новые представительные учреждения. Поголовное воздержание населения означало бы срыв всей конституционной реформы и исчезновение всяких надежд на мирную эволюцию индийской государственности. В полной мере, однако, и этот бойкот не удалось осуществить. Несмотря на то, что в Дели, Лагоре, Амритсаре и ряде других городов толпы черни окружали вы-
________________________
*) «Boycott Movement in India» (Times, Trade Supplement, Jan. 1,1921).
Стр. 249
борные собрания и пытались криками воздействовать на избирателей, нападали на избирательные комиссии и чинов полиции, несмотря на выставление в некоторых округах шуточных кандидатов из подонков общества, все же не менее одной трети избирателей,*) а во многих округах даже от 50 до 70 процентов, явились к урнам и дали возможность повсеместно произвести выборы.
Неудачи эти, правда, не обескураживают Ганди. Его деятельность напоминает фокусы жонглера, который один за другим подбрасывает цветные мячи. Когда внимание публики ослабевает, он незаметно вводит новый мяч. Не сумев побудить население к отказу от иностранной мануфактуры, он приступает к организации бойкота винных лавок.**) Убедившись в малой успешности своей деятельности среди интеллигенции, он переносит свое внимание на крестьян. Агитаторы-гандисты убеждают их, что вскоре наступит конец не только поборам помещиков-талукдаров, но и английскому правлению вообще. Власть перейдет к Ганди, и наступит Золотой век, когда можно будет покупать хорошее сукно по 4 пенса ярд...***) В результате, в провинции Уд и некоторых других округах возникают крестьянские волнения на почве неплатежа налогов и арендной платы. Однако эти спорадические вспышки быстро подавляются, не оставляя за собой заметного следа.
7.
Перед лицом всей этой непрекращающейся провокации британская власть с поразительной выдержкой сохраняет свойственное англосаксонской расе невозмутимое спокойствие. Несмотря на бешеную травлю англо-индийской и части английской печати, обвинявшей магатму Ганди в организации восстания и в сообщничестве с русскими коммунистами,****) правительство заявило, что оно не желает нарушать свободу слова и печати в тот момент, когда в Индии создаются представительные учреждения, и что оно верит в здравый смысл населения Индии, которое убедится в химеричности пассивного сопротивления и в пагубности его последствий.*****) До последней крайности англичане воздерживались от легкого соблазна
____________________________________
*) «Unrest in India» («Daily Telegraph», Dec. 14, 1921),
**) «India» («The Round Table», September, 1921).
***) «Times» (Jan. 17, 1921).
****) «Daily Telegraph» (Jan. 14, 1921).
*****) «Morning Post» (Dec. 28, 1920).
Стр. 250
ареста Ганди и превращения его в мученика за идею — ведь и без того на базарах Индии рассказывают, что во время беспорядков в Пенджабе Ганди отрубили голову, а теперь у него выросла новая...*)
Несмотря на непрекращающуюся смуту, англичане делают все от них зависящее для насаждения в Индии парламентского строя. Во всех провинциях созданы представительные учреждения, согласно закону 1919 года, и исполнительная власть передана в руки ответственных туземных министров, среди которых мы видим многих видных прежних участников националистического движения. При этом на практике оказалось весьма затруднительным ограничить их компетенцию пределами, предусмотренными этим законом, и понемногу решения министров-индусов начинают распространяться и на область т. наз. «резервированных» дел.
Вполне гармонично протекала первая сессия Центрального индийского законодательного собрания, торжественное открытие коего состоялось в Дели 9 ноября 1920 г. в присутствии дяди короля герцога Коннаутского. В своем приветственном послании, король Георг заявлял молодому индийскому парламенту: «В течение долгих лет и даже поколений патриотические и лояльные индусы мечтали о «сварадже» для своего отечества. Сегодня для вас зарождается сварадж в пределах моей Империи и открывается широкая возможность для прогресса по пути к той свободе, которой пользуются другие доминионы».
В качестве первого своего требования Законодательное собрание выдвинуло отмену репрессивного законодательства, и в частности — закона Роулатта. Другая резолюция требовала пересмотра законов о печати в смысле отмены существующих ограничений. Представители британской власти присоединились к обеим этим резолюциям.
Они не возражали также, когда, подвергнув обсуждению события в Амритсаре, Парламент принял резолюцию, требующую от правительства признания принципа равноправия для индусов и европейцев на всей территории Британской Империи и выражения сожаления по поводу нарушения этого принципа при введении военного положения в Пенджабе и в выдаче вознаграждения родственникам убитых в Амритсаре.
В дружной атмосфере прошло также обсуждение вопросов, связанных с бюджетом и армией. В отношении бюджета позиция правительства была существенно ослаблена на-
___________________________________
*) «Morning Post» (January 29, 1921).
Стр. 251
личностью крупного дефицита. Тем не менее разные предложения, клонящиеся к радикальным сокращениям расходов, были отвергнуты депутатами из опасения нарушить правильный ход правительственного механизма. В то же время повышение доходных статей, в частности — ставок таможенного тарифа, прошло без всяких возражений. В Англии ланкаширские промышленники вздумали было возражать против нового повышения ввозных пошлин — но кабинет устами Монтегю решительно заявил, что он не может допустить вмешательства извне во внутренние дела Индии. Особенно любопытным фактом явилось обсуждение индийским парламентом военного бюджета и ряда других вопросов обороны, первоначально вовсе не отнесенных к его компетенции.
Ближайшим поводом к тому послужило опубликование доклада комиссии лорда Эшера о преобразовании индийской армии. В этом докладе указывалось, что центр тяжести возможных в будущем для Великобритании военных операций переходит с Запада на Восток. «Нам приходится считаться, — заявляла комиссия, — с возможностью операций наших армий на Среднем Востоке, базируясь частью на Индии, а частью на Англии... Индия допущена ныне к партнерству в Империи ... и, следовательно, индийская армия должна более считаться не местной силой, а частью имперской армии, готовой служить в любой части света». В Индии эта аргументация была принята весьма неблагосклонно. Она была истолкована как желание возложить на индийскую казну содержание более крупных военных сил, чем те, которые потребны для обороны страны. «Комиссия Эшера, — писал Ага-Хан, — по-видимому, мечтает об активной английской гегемонии в Средней Азии, причем индийская армия, а вовсе не английская, должна играть роль щита и меча. Британская имперская политика в Англии с ее туманными планами чрезвычайно напоминает по своей психологии ту, которая погубила Вторую империю во Франции и довоенную Германию»*). Законодательное собрание не сочло возможным пройти мимо всего этого вопроса и по детальном рассмотрении доклада лорда Эшера приняло резолюцию следующего содержания: индийская армия должна находиться под полным фактическим контролем индийского правительства. Никакое вмешательство со стороны английского военного ведомства не должно быть допускаемо. Координация действий индийской армии с действиями войск других частей империи может быть устанавливаема не иначе, как на совместных совещаниях. В другой резолюции высказан ряд пожеланий, ка-
______________________________
*) Aga-Chan «British Policy in the East» («Times», Nov. 5, 1920).
Стр. 252
сающихся реорганизации армии и предоставления туземному элементу более широкого места в офицерском и командном составе. В данном случае английская власть снова проявила самую примирительную тенденцию и молчаливо присоединилась к выводам Законодательного собрания.
В общем, индийское Законодательное собрание, руководимое опытным председателем, бывшим членом английской Палаты общин Уайтом, показало, что оно стоит на уровне больших европейских представительных учреждений.
«Ораторы, — говорит сэр Валентин Чирол, — порою достигали большого красноречия, хотя и говорили по-английски, т. е. не на родном языке».*) Другой компетентный наблюдатель также отмечает, что речи носили спокойный и достойный характер. «Индивидуальное чувство ответственности, проявленное депутатами в Дели, во всяком случае не уступало тому, которое свойственно политикам в Вашингтоне или Париже».**) Четыре месяца после открытия сессии «Таймс» дает деятельности Законодательного собрания следующую беспристрастную оценку: «Находясь под непрестанным давлением крайних элементов, члены индийского Парламента неуклонно воздерживались от предъявления неосуществимых требований и избрали путь осторожных и умеренных действий. Они проявили мудрость и самообладание, которые в значительной степени оправдывают великий опыт реформы. В то же время работа Парламента дала правительству возможность доказать на деле искренность своего намерения — привлечь индусов к управлению страной и возложить на них все возрастающую долю ответственности».***)
Несколько позже тот же авторитетный английский орган находил возможным сделать следующие окончательные выводы: «Смысл изменений, внесенных реформами 1919 г. в политический строй Индии, сводится к тому, что политическая власть перешла из Лондона в Дели... Политический суверенитет перенесен в самое Индию, а за Английским Парламентом остается лишь формальная суверенная власть».****) Основная тенденция эта проводится во всех сферах индийской администрации: так, даже правления индийских железнодорожных компаний, искони находившиеся в Англии, ныне
_____________________________________
*) V. Chiroll «India old and New».
**) «The Round Table» (Jan. 1921).
***) «Times» (Mai 28, 1921).
****) «Times» (Indian Number, Nov. 17, 1921).
Стр. 253
решено перевести в Индию.*) Свои либеральные тенденции английская власть пытается проявить и в сфере социальных вопросов, ассигнуя крупные суммы для постройки рабочих жилищ (11 мил. ф. ст. для одного Бомбея) и проводя в жизнь постановления Вашингтонской международной рабочей конференции. Труд детей моложе 12-летнего возраста недавно окончательно запрещен. Новый законопроект, разработанный Правительством и принятый в осенней сессии Законодательного собрания, предусматривает ряд ограничений в пользовании детским трудом до 15-летнего возраста и устанавливает в качестве рабочего времени 60 часов в неделю с тем, чтобы продолжительность дневной работы не превышала 12 часов.
Параллельно с преобразованием во внутреннем строе Индии британское правительство понемногу пытается оформить и изменившееся международно-правовое положение страны, входящей отныне в состав Британской конфедерации народов, пока, правда, еще не в роли полноправного члена. Еще во время войны Индия была привлечена к участию в Имперской военной конференции в Лондоне, на которую было возложено высшее руководство всеми вопросами обороны. Позже представители Индии как особой нации в лице Магараджи Биканирского и мусульманина Ага-Хана поставили свою подпись под Версальским трактатом. Индия получила право голоса на собрании Лиги Наций и приняла деятельное участие во всех ее сессиях. Равным образом представитель Индии был приглашен на Британскую имперскую конференцию, происходившую в Лондоне летом 1921 года.
Для проведения своей осторожной, одновременно твердой и прогрессивной, политики английское правительство не могло найти лучшего исполнителя, чем лорд Рединг, назначенный вице-королем в 1921 г. на смену гуманному, но бесцветному Челмсфорду. Карьера нового вершителя судеб 300-миллионного народа более чем необычна. Он родился в скромной семье торговца фруктами и комиссионера по судовым грузам, еврея Айзикса. Родители пытались дать сыну хорошее образование, но еще до окончания курса наук он удрал в дальние края, записавшись матросом на торговое судно, шедшее в Pиo-де-Жанейро и Калькутту. Опыт, однако, пришелся не по вкусу молодому Айзиксу, и 19 лет от роду он избирает себе поприще маклера на Лондонской бирже, откуда, впрочем, скоро переходит в адвокатуру. Под старинными сводами лондонского Темпля блестящие дарования его находят се-
________________________________
*) «Indian Railway Reform» («Times», Sept. 17, 1921).
Стр. 254
бе надлежащую оценку. Айзикса выдвигают на политическую арену, он делается членом Палаты общин и начинает головокружительное восхождение к почестям и славе. Асквит приглашает его в свой кабинет на должность генерал-прокурора, затем одно за другим быстро следуют назначения: главным судьей Англии, членом Палаты лордов, Верховным комиссаром великобританского правительства в Вашингтоне по финансовым и коммерческим делам во время военных действий, и т. д., и т. д. В 1917 году Айзикс, бывший в то время уже бароном Рединг, возводится в графское достоинство. Незадолго до войны нынешнему вице-королю было предъявлено в печати обвинение в каких-то сделках от своего имени и от имени Ллойд-Джорджа с акциями американской компании Маркони, в которой был заинтересован его брат. Палата общин, рассмотрев все дело, отвергла наличность корыстных мотивов. Враги Рединга, конечно, не забыли ни дела Маркони, все же оставшегося не вполне выясненным, ни еврейского происхождения лица, ныне занимающего высший административный пост в Британской империи. Антисемитский «Морнинг Пост» и посейчас твердит, что Индией управляет настоящий еврейский кагал, благо статс-секретарь по делам Индии Монтегю и верховный комиссар индийского правительства в Лондоне сэр Вильям Мейер — единоверцы вице-короля.
Но английский кабинет, конечно, знал, что он делает, когда, не считаясь с вероисповедными соображениями, посылал Рединга в Дели и Симлу. С гибкостью, приспособляемостью и быстротою ума граф Рединг сочетает лучшие качества английского судьи и государственного деятеля — строгое нелицеприятное чувство законности, терпимость к чужим взглядам и способность к компромиссам. Одним из первых действий Рединга по приезде в Индию было приглашение в вице-королевскую резиденцию магатмы Ганди. Беседа британского сановника, юриста и финансиста с босым восточным пророком продолжалась два часа кряду. Содержание ее осталось неизвестным, но когда-нибудь поэт индийского национального возрождения найдет достойный сюжет в этой преисполненной драматизма встрече двух врагов — представителей Запада и Востока...
Считая британскую позицию в Индии достаточно прочной, Рединг не убоялся выступить в роли горячего поборника приезда в Индию принца Уэльского. Визит наследника престола уже неоднократно откладывался, но Рединг, по-видимому, решил, что, если ждать полного умиротворения Индии, то Эдуарду
Стр. 255
Уэльскому вообще не увидать лучшей своей колонии, и поездка была решена. Обстановка, в которой протекало торжественное следование принца по Индии, наглядно свидетельствует о том, что английская власть в стране во всяком случае имеет многочисленных и влиятельных сторонников среди высших классов, и прежде всего — среди туземных князей, которые сами сильно обеспокоены ростом национального движения и предъявлением им недавно созданным «конгрессом туземных государств» требований аналогичных тем, которые заявляются национальным конгрессом англичанам. В туземных государствах принцу оказываются сказочные по роскоши приемы. В Удайпуре волшебная иллюминация бесчисленных дворцов, окаймляющих озеро, представляет собою ни с чем не сравнимое зрелище. В колледже Майо сыновья владетельных князей и раджей в своих богатых восточных одеяниях, с миниатюрными саблями, увешанными драгоценными камнями, устраивают молодому принцу восторженную овацию. Все путешествие, пишет сопровождавший принца корреспондент, представляет собою сплошное чередование цветов, красок, богато убранных улиц, дворцов и храмов. «Тысячные толпы народа, роскошные камни и драгоценности, войска в средневековых доспехах и современных блестящих мундирах, слоны, верблюды и лошади с богатейшей сбруей, военные трубные оркестры, туземные барабаны, колокола храмов; жаркие дни среди темной зелени садов, окружающих белые дома, и кристально ясные ночи с воем шакалов под звездным небом — таковы наши впечатления».*)
Все это очень поэтично и, вероятно, очень занимательно для будущего британского короля. Но каковы чувства широких масс населения, и с какими настроениями встречает оно своего юного гостя?
В этом отношении поездка принца бесспорно дает обильную почву для пессимистических рассуждений. Еще в июле комитет Всеиндийского национального конгресса заявил, что, не питая враждебных чувств лично против принца, он предлагает воздержаться от приветствия ему, т. к. считает приезд политическим шагом, направленным к укреплению существующей системы и отдалению срока введения полного самоуправления в стране. В свое время национальный конгресс бойкотировал приезд герцога Коннаутского — теперь этот бойкот было решено повторить в увеличенном размере, широко подготовив его планомерной агитацией. В день въез-
________________________________
*) «Times» (Dec. I, 1921).
Стр. 256
да принца в какой-нибудь город предполагалось объявить «хартал», т. е. закрытие всех базаров. Население должно было оставаться в своих домах, и следование принца проходит по пустынным улицам. 17 ноября, когда принц высадился в Бомбее, его приветствовали сотни тысяч людей, и по первому, минутному впечатлению могло казаться, что агитация гандистов осталась бесплодной. Но в тот же вечер в рабочих кварталах произошли серьезные беспорядки, вызвавшие вооруженное вмешательство войск. В Алагабаде и некоторых других центрах все население попряталось по домам, и взглядам принца представилась мрачная картина пустынных, как бы вымерших городов. В Калькутте, где положение внушало особую тревогу, бойкот прошел, вопреки ожиданиям, лишь частично.
Говорить о повсеместном успехе революционеров, бесспорно, не приходится: бойкот в одном месте компенсировался восторженными народными овациями в другом — но гармонический характер поездки все же удалось нарушить. Принц своими глазами мог убедиться в том, насколько непопулярна английская власть среди широких слоев туземного населения. С этой точки зрения, оптимистические предположения лорда Рэдинга оправдались, по-видимому, далеко не в полной мере.*)
Правда, если судить по некоторым сведениям, полученным от английских корреспондентов, деятельность бойкотистов имела один совершенно новый и неожиданный для них результат: она вызвала известную реакцию во всех умеренных слоях индийского общества. Особенно недовольно население участившимся за последнее время насильственным принуждением к «харталам» (закрытию базаров). В теории хартал должен быть добровольным, но на практике он влечет за собой всевозможные неприятности для непримкнувших, вплоть до разгрома домов и лавок или личного насилия. Особенно отрезвляюще подействовало на общественное мнение проявление в бойкотистском движении хулиганских элементов: беспорядки в Бомбее были вызваны преимущественно ими.
В средине декабря 1921 г. английские власти впервые приступили к широким арестам среди представителей крайних течений. Председатель Национального конгресса Басс, генеральный секретарь Конгресса и многие ближайшие сотрудники Ганди были преданы суду. Число арестованных вскоре
_________________________________
*) «Observer» (March, 12, 1922).
Стр. 257
достигло 5 000. Наконец 10 марта т.г. английское правительство сделало последний и решительный шаг: оно арестовало Ганди.
Момент для подобной меры был избран весьма удачно. Уже в ноябре бомбейский корреспондент «Таймс» отмечал упад
|