С. Загорский. Русский вопрос в Генуе и Гааге

С. Загорский. Русский вопрос в Генуе и Гааге

Загорский С.О. Русский вопрос в Генуе и Гааге / С. Загорский. // Современные записки. 1922. Кн. XII. С. 262–297.
О конференциях в Генуе и Гааге 1922 г.


Стр. 262


РУССКИЙ ВОПРОС В ГЕНУЕ И ГААГЕ



Совсем недавно, много спустя после Генуи и Гааги, мне пришлось беседовать с Франком Вандерлипом. Не с тем Вандерлипом, из-за которого два года тому назад большевики подняли такой шум на весь мир, а с подлинным известным американским финансовым деятелем. Франк Вандерлип, как известно, тотчас же по заключении перемирия совершил путешествие по всей Европе. Он посетил страны, потрясенные войной, страны побежденные и страны победительницы. Результатом его наблюдений, впечатлений, бесед, пристального изучения Европы на следующий день после войны — явилась небольшая книжка «What happened to Europe?», которая произвела в свое время большое впечатление.

В этой книге Вандерлип, рисуя картину разорения всех стран и дезорганизации международных экономических отношений в результате мировой войны, приходил к заключению о необходимости установления международной экономической солидарности всех важнейших стран как единственного способа восстановления Европы из развалин, созданных войной. Вандерлип не отрицал и для Северной Америки необходимости участвовать в общих усилиях к восстановлению мирового хозяйства. После двухлетнего промежутка Вандерлип теперь снова посетил Европу. Он снова объездил все страны, преимущественно вновь созданные государства или те, в которых война оставила наиболее глубокие изменения. Вандерлип не просто банкир и миллиардер. Вместе с практической деятельностью финансиста он соединяет способность к большой наблюдательности, умение распознавать происходящие явления, обобщать, делать выводы



Стр. 263



широкого социологического значения. Тем интереснее было узнать впечатления объективного наблюдателя такого рода.

Выводы Вандерлипа в общем весьма далеки от оптимизма, но я не стану излагать их подробно, так как это завело бы слишком далеко.

Наблюдения Вандерлипа можно резюмировать следующим образом. «Европа душевно больна». Она не изжила еще военной горячки. Главным недугом ее является то, что большинство стран исповедуют в своей политике один только принцип — эгоизм (selfishness). Пока этот недуг не будет изжит, Европа не сможет быть восстановлена. Вопрос о международных военных долгах не может быть разрешен, пока этот принцип господствует в политике всех стран Европы. Без разрешения этого вопроса не может быть улучшения финансового положения отдельных стран, а это положение всегда будет давить и на состояние производства в стране, и на ее положение на мировом рынке. С международными военными долгами связана проблема репараций, следуемых с Германии, которая также не сможет быть разрешена, пока не разрешен первый вопрос. Только тогда, когда отдельные страны окончательно поймут, что все они тесно зависят экономически друг от друга и что поэтому восстановление всей Европы лежит в интересах каждой из них, можно будет говорить, что разрешение вопроса о восстановлении Европы стало на правильный путь.

В том обществе, в котором эти мысли были высказаны, в обществе, состоявшем из представителей различных национальностей, заключения Вандерлипа не могли не встретить полного сочувствия. Эти соображения сами по себе, несомненно, были правильны. Но странным показалось, что Вандерлип все время говорит об одной только Европе.

Если в Европе отдельные страны зависят друг от друга, то очевидно, что и в мировом хозяйстве действует тот же закон. Если европейские страны должны отрешиться от чрезмерного национального эгоизма и проникнуться в своей политике началами международной экономической солидарности, то очевидно, что та же политика должна господствовать в отношениях между всеми странами во всем мировом хозяйстве. Почему же в таком случае Соед. Штаты отказываются участвовать в международной экономической солидарности? Такой вопрос был поставлен Вандерлипу.

— Потому, — ответил Вандерлип, — что Соед. Штаты не примут участия в общих усилиях к восстановлению



Стр. 264



Европы до тех пор, пока европейские страны не отрешатся от политики, основанной на эгоизме.

Но такие же соображения выставляют и европейские страны по отношению друг к другу. Каждая из них требует, чтобы другая страна дала свидетельство международной добродетели. Каждое государство в Европе требует от другого отказа от эгоистической политики. Однако такой метод ни на шаг не подвигает разрешения проблемы восстановления Европы. Правилен ли поэтому метод, который применяют Соединенные Штаты?



***

Этот вопрос остался без ответа.

Я привел эту беседу с Вандерлипом как показатель того, с какой силой свирепствует в настоящее время политика безудержного национального эгоизма.

Вандерлип, который представляет довольно значительную часть общественного мнения Соед. Штатов, вовсе не против участия североамериканской республики в европейских делах. Он достаточно умен и образован, для того чтобы понимать, что Соед. Штаты столь же заинтересованы в восстановлении Европы, как Европа заинтересована в их помощи. Но даже и наиболее дальновидные американские деятели предпочитают выжидать, пока Европа облагоразумится, вместо того чтобы теперь же, в собственных интересах Соед. Штатов, придти ей на помощь.

Эгоистическая политика, ожесточенная борьба интересов отдельных государств длятся не только в Европе, но и во всем мировом хозяйстве. Можно ли было при таких условиях рассчитывать на то, что Генуя и Гаага принесут с собой разрешение русского вопроса?

Русский вопрос — и это не надо забывать — к моменту Генуи и во время Гааги был не только или, вернее, не столько вопросом о большевиках, сколько вопросом о России. Но вопрос о России стоял в январе и в особенности затем в апреле 1922 года отнюдь не как вопрос о восстановлении России.

Это обстоятельство с самого начала оказывало влияние на «русскую политику» отдельных государств.

Если бы речь шла о большевиках, т.е. если бы вопрос шел лишь о борьбе с большевиками и об их устранении мирным путем экономической интервенции, то установление единого европейского фронта было бы делом весьма



Стр. 265



нетрудным. Симпатий коммунистическая политика ни в одном из европейских правительств не возбуждает. Даже Ллойд Джордж, настаивавший на соглашении с советским коммунистическим правительством незадолго до Генуи, в той же речи обрушился на социалистов, объявив их главным предметом борьбы в своей внутренней политике. Еще менее можно было бы обвинять в симпатиях к большевикам правительство Вирта и Ратенау. Тот, кто был в Италии во время Генуи, может без труда засвидетельствовать, что у итальянского правительства коммунисты не в фаворе.

Осуществимым, хотя и с некоторыми трудностями, явился бы единый фронт и в том случае, если бы речь шла о соединенных усилиях европейских государств для экономического восстановления России как необходимого фактора в мировом хозяйстве. Генуэзская конференция без всякого труда, как известно, приняла постановление об образовании международного синдиката для помощи делу экономического восстановления отдельных стран. При обсуждении будущей деятельности этого синдиката предполагалось, что эта деятельность распространится и на Россию.

Если, тем не менее, русский вопрос не был разрешен ни в том, ни в другом смысле ни в Генуе, ни в Гааге, то на это повлияли совсем иные факторы, которые сводятся в сущности к той же борьбе международных интересов, которая заставила и Вандерлипа оставить без ответа поставленный ему вопрос.

Русский вопрос с самого начала принял характер международного вопроса, и Россия стала козырем, которым стали пользоваться различные страны в международной игре.

Самым характерным проявлением этой политики в русском вопросе явился британский меморандум во время совещания в Каннах в январе нынешнего года.

Этот меморандум предлагал Франции военно-политическую помощь в обмен на уступки в русском вопросе. В этом политическом документе, в котором надо искать объяснения многих из происходящих ныне международных событий, русский вопрос и проблема послевоенных международных политических отношений были тесно связаны друг с другом.

Россия давно стала козлом отпущения в той политической борьбе, которая происходит в международных отношениях после войны.



Стр. 266



Вот почему Генуя и Гаага могут быть поняты лишь в связи с общей международной обстановкой. Ибо сквозь борьбу самолюбий Ллойд Джорджа и Пуанкаре, сквозь необычайное миролюбие Шанцера, биржевые манипуляции нефтяных королей, ночные свидания между Ллойд Джорджем и Красиным в Порто-Фино, торжественные обеды с немцами в генуэзских отелях; сквозь бесконечную пеструю вереницу финансовых дельцов, социалистических депутатов, титулованных и нетитулованных дам проступает та борьба из-за новых международных отношений, которая составляет продолжение войны и пытается завершить то, чего не успела или не смогла осуществить прерванная 11 ноября 1918 года война.

Для того чтобы Европа могла разрешить русский вопрос в международном порядке, нужно было, чтобы отдельными государствами не столько в этом вопросе, а по совершенно иным вопросам международной политики предварительно было достигнуто соглашение.

Этого соглашения, однако, не было. Русский вопрос был лишь одним из многих вопросов, стоящих на очереди. Им пользовались как фактором во взаимной борьбе до тех пор, пока овладение им казалось возможным. И с первым же исчезновением этой иллюзии иные вопросы международного значения вспыхнули с такой силой, что русский вопрос утратил свой прежний интерес и отошел на второй план. Надолго ли — это будет зависеть от международных событий.



II.



На конференциях в Генуе и Гааге Европа в четвертый раз пыталась разрешить русский вопрос при помощи международного вмешательства в русские дела.

Первая попытка, как известно, имела место во время войны, когда Россия была нужна для борьбы с общим тогда неприятелем. Теперь уже не секрет, что союзные державы вначале колебались в своем выборе между большевиками и их противниками. Лишь после того, как окончательно выяснилось, что брестская политика советского правительства не является случайной, и лишь после образования уфимской директории карта решительно была поставлена на антибольшевистские силы. Поддержка этим силам оказывалась до тех пор, пока не выяснилось, что и на Западе победа принадлежит Антанте.



Стр. 267



Вместе с перемирием исчезли всякие мотивы к этой поддержке, и эвакуация юга, помимо целого ряда других причин, была вызвана признанием полной ненужности для военного дела ввиду выяснившегося исхода войны.

Военный разгром и революция в Германии, крушение революции в Австрии и Венгрии делали Антанту достаточно сильной и без России. В военном отношении Россия более не была нужна.

Другая попытка разрешить тяготеющую над всем миром русскую проблему путем соглашения с большевиками всех борющихся с ними в России партий, попытка, известная под названием «Принкипо», потерпела крушение до того, как она получила реальные формы.

Через год после этой неудачи Европа сделала главную попытку войти в нормальные сношения с Россией. Такой попыткой явилось решение Верховного Совета о предоставлении каждому из союзных государств свободы действий в деле установления торговых сношений с советской властью. Это было время, когда послевоенная Европа переживала острую нужду в продовольствии и сырье. Европейские страны находились тогда еще под влиянием того жестокого материального оскудения, которое оставила в наследство война. Сильная нужда господствовала прежде всего в важнейших предметах питания. Огромный недостаток в металлах, лесе, угле, нефти, кожах, хлопке, каучуке, шерсти, маслах, давал себя чувствовать во многих странах. Транспорт не был восстановлен, и это еще более обостряло товарный голод, которому сопутствовал и денежный голод. Страны, не имевшие возможности возобновить производительность, были лишены возможности оплачивать продовольствие и сырье, которое им нужно было в огромном количестве. Международный товарообмен был дезорганизован из-за товарного голода, с одной стороны, из-за денежного голода — с другой.

Естественно поэтому то огромное впечатление, какое произвело на всю Европу заявление Ллойд Джорджа о «русских амбарах, ломящихся от зерна».

Идея об использовании «русских амбаров» для смягчения кризиса в Европе не принадлежала исключительно Ллойд Джорджу. Она разделялась рабочей партией и либеральными экономистами, которые отличались полным незнанием и непониманием экономических условий в России.

Формула, данная Ллойд Джорджем, имела большой успех, потому что она открывала наиболее простой и легкий



Стр. 268



выход из того положения, в котором находилась Европа. За время войны со всех сторон встали многочисленные, совершенно новые международные экономические проблемы. Межвалютные отношения, международные государственные долги, проблема распределения сырья, новая торговая политика — всем этим вопросам во время войны уделялось достаточно внимания.

Версальская мирная конференция прошла мимо всех этих проблем. Она была занята миром политическим, она отдала дань общественному мнению, создав Лигу Наций, но ничего не сделала для установления мира экономического.

Через год после заключения мира, когда политические отношения, казалось, были урегулированы, внезапно для государственных деятелей, как зловещий призрак, встали во всей своей силе грозные и неумолимые экономические заботы.

Что нужно было сделать, для того чтобы устранить эти заботы?

Нужно было пересмотреть всю международную экономическую политику, применявшуюся после войны, и нужно было приняться за разрешение чрезвычайно сложных проблем, оставшихся в наследие от войны.

Нужно было восстановить покупательную способность обедневших стран для того, чтобы возобновить производство в Европе. Для этого надо было урегулировать межвалютные отношения. Разрешение международной валютной проблемы было связано с оздоровлением денежной системы в большинстве европейских стран. Разрешение денежной проблемы в свою очередь было связано с вопросом о военной задолженности государств, разрешение которого опять-таки зависало также и от проблемы репараций.

Достаточно было только слегка тронуть один конец нитки, для того чтобы сразу размотался весь запутанный клубок бесконечного количества проблем, связанных с восстановлением Европы.

Но именно поэтому все государства боялись дотронуться до этого конца.

Восстановление Европы зависело от двух условий, тесно связанных друг с другом: необходимо было освободить Европу от военного наследства урегулированием международных экономических отношений и повысить производительность труда. О первом из этих условий только что шла речь. Что касается производительности труда, то эта проблема заключалась отнюдь не в том или, вернее, не только в том, о



Стр. 269



чем так много говорилось тотчас же по окончании войны, — в преодолении пресловутой «v a g u e d e p a r e s s e», т. е. в увеличении количества труда, отдаваемого рабочим классом. Повышение производительности труда должно было бы означать повышение технического уровня производства и его организационных форм, что было связано с проведением целого ряда глубоких экономических и социальных реформ.

Повышение производства означало увеличение средств производства, т. е. повышение органического состава капитала. Повышение производительности труда зависело от повышения р е а л ь н о й части народного дохода, достающейся рабочему классу. Сдвиг, который произошел в отдельных народных хозяйствах за время войны, требовал различных реформ в организации народного хозяйства*). Рабочий класс тотчас же по окончании войны требовал именно такой политики, и к его требованиям вначале прислушивались буржуазно-капиталистические классы. Не только из страха, но также и потому, что во время войны реорганизация народного хозяйства считалась необходимой и в среде многих буржуазных экономистов и практических деятелей**). Но сначала события в Венгрии и Австрии и неудачные попытки социализации в Германии, а затем, и главным образом, абсурдная политика большевизма в России создали первую реакцию против этих требований. Капитализм действительно оказался неспособным разрешить вставшие перед ним проблемы, связанные с послевоенным кризисом. Эта неспособность бы-



_________________________

*) См. Varga, «Die wirtschaftspol. Probleme der proletarischen Diktatur». Wien, 1921. Анализ кризиса, который охватил капиталистическое хозяйство после войны, вполне правилен у Варги. Но Варга был неправ, когда считал положение капиталистических классов безвыходным. Капиталистические классы были спасены до сих пор именно рабочим классом.

**) Никто иной, как Ратенау явился одним из наиболее горячих защитников новой системы хозяйства. См. его брошюру «Die neue Wirtschaft». Berlin 1918. Чрезвычайно характерной является интересная статья проф. Шумпетера (Sozialtstische Möglichkeiten von heute. Archiv für Sozialwissenschaft und Sozialpolitik, 1921), который, считая социализм необходимой формой организации народного хозяйства, признает его осуществление возможным, если бы не было военного и экономического разгрома Германии и Австрии. См. также интересный анализ изменений, происшедших в организации промышленности во время войны и их неизбежных последствий в статье германского экономиста Бекерата: Kräte, Ziele und Gestaltungen in der deutschen Indusrtriewirtschaft – Weltwirtschaftliches Archiv, июнь и октябрь 1921 г. Характерно, что эти мнения высказываются буржуазными экономистами даже теперь, после неудачных социалистических опытов в различных странах.



Стр. 270



ла, однако, экономической, но не политической и отнюдь не означала, как думает Варга, его крушения. «В последние десятилетия в Германии была произведена огромная организационная работа, которая может способствовать осуществлению социализма и сама по себе предохраняет его от временного и яркого неуспеха, — писал еще в 1921 г. проф. Шумпетер в только что указанной статье. — Но теперь буржуазия, оправившаяся от первоначальной паники перед катастрофой, несомненно, не капитулировала бы без борьбы. Ей помогла бы в том не только ее собственная сила, но еще более существующая теперь в Германии небольшая, но издавна сильная консервативная партия. Социалистический характер прежнего правительства был возможен лишь потому, что некоторые слои социал-демократической партии молчаливо отказались серьезно проводить социалистическую программу и защищали буржуазный строй от подлинно революционно-социалистических элементов с такой же решительностью, с какой теперь это мог бы сделать любой консерватор. Если это правильно, то могут рассчитывать на успех только такие социалистические мероприятия, которые или приемлемы в отдельных случаях известным капиталистическим слоям, или представляются всей буржуазии в целом как еще приемлемые уступки. Осуществление чего-либо сверх этого вообще невозможно, в особенности парламентским путем, между тем как XVIII месяцев тому назад положение было совершенно иным».

«XVIII месяцев» тому назад мировой капитализм искал выхода из тяжелого послевоенного кризиса, и он думал найти его в той формуле, которая обычно выдвигалась в капиталистическом хозяйстве во времена торгово-промышленных кризисов. Вместо того чтобы искать новых форм организации хозяйства, новых технических промыслов, капиталистическое хозяйство в такие эпохи ищет спасения от кризиса в новых рынках. Вместо интенсификации хозяйства имеет место политика экспансии, которая проявляется то в форме «мирного проникновения», то в форме военных столкновений. Эта внешняя политика неоднократно клеймилась рабочей партией, которая совершенно справедливо указывала на то, что в обоих случаях эта политика отвлекала внимание от внутренних реформ собственного народного хозяйства страны, необходимость в которых обнаруживал происходящий кризис.

Совершенно та же формула и та же политика были применены мировым капитализмом в 1920 и 1921 годах как



Стр. 271



средство избавления от разразившегося кризиса. Вместо того чтобы стать на путь серьезных реформ, вместо того чтобы заняться разрешением вставших международных экономических проблем, вместо урегулирования международных экономических отношений путем отказа от национального экономического эгоизма, путем экономического восстановления Европы, мировой капитализм выставил в качестве целебного средства соглашение с советской Россией для открытия русского рынка.

И на этот раз рабочие партии почти всех стран не только не возражали против этого лозунга и против такой политики, но поддерживали ее и сделали ее своей политикой.

Поддерживая политику соглашения с советской властью как единственного средства для ликвидации мирового экономического кризиса, социалистические и радикальные элементы в действительности спасали мировой капитализм из его тяжелого положения. Они помогали ему отвлекать внимание широких масс от действительных причин кризиса и избавляли, по крайней мере на время, от необходимости приняться за разрешение грозных международных экономических проблем.*)

«Восстановление рынков сбыта — вот что спасет Европу от гнетущего ее кризиса!» Сам по себе этот лозунг был вполне правилен. Но, обращенный в сторону одной только России, он заключал в себе не разрешение, а наоборот, затягивание мирового кризиса. Почему капиталистические классы так охотно шли навстречу этому лозунгу, применяя его к одной только России? Потому что получение русского рынка представлялось наиболее легким делом. Россия всегда представлялась страной, где иностранному капиталу открыто наиболее широкое и легкое поприще.

Восстановление западноевропейских рынков Германии, Австрии, Италии, Франции означало восстановление покупательной способности этих стран, а это было связано с разрешением всех тех проблем, от которых именно и хотели отмахнуться.

Европейские страны слишком тесно связаны культурно-экономическими узами, для того чтобы можно было рассчиты-



__________________________________

*) Каковы бы ни были политические мотивы, заставлявшие эти элементы следовать такой политике, с экономической точки зрения эта политика была на руку капиталистическим классам.



Стр. 272



вать на овладение рынками этих стран, не прибегая к разрешению наиболее жгучих международных проблем.

Огромные промышленные и финансовые объединения, получившие такое сильное развитие в Европе, и до войны носили во многих случаях международный характер. Международная солидарность капитала, как это ни покажется парадоксальным, пережила войну. Соглашение между французским и германским капиталом, между английским и германским капиталом оказывалось, в сущности говоря, гораздо скорее осуществимым, чем соглашение между правительствами этих стран. И, хотя американский, английский и французский капитал попытался воспользоваться разорением Германии и Австрии для овладения некоторыми отраслями народного хозяйства, это могло идти лишь до известных пределов. Сопротивляемость, например, германского капитала оказалась довольно значительной. В России все это было легче и проще. Там не нужно было бы иметь дела ни с национальным капиталом, ни с национальной крепкой буржуазией.

Целый ряд мотивов толкал европейский капитал навстречу политике соглашения с советской властью.

У себя на родине приходилось выносить тяжелое податное бремя, сокращавшее прибавочную стоимость и задерживавшее процесс накопления, необходимый для воспроизводства; нужно было идти на уступки рабочему классу в деле повышения заработной платы. Растущая дороговизна труда может быть компенсирована лишь повышением производительности труда, а последняя зависит теперь прежде всего от многочисленных социальных и экономических реформ, которые естественно тормозятся из-за полной неопределенности международного экономического положения, связанного с продолжающейся дезорганизацией Европы. Уйдя в Россию, капитал мог бы быть избавлен от всех этих докучливых забот. Он имел бы дешевый труд, непритязательный рабочий класс и целый ряд экономических и финансовых привилегий.*)

Рабочие партии, думая поддержать русскую революцию, капиталистические классы, думая уничтожить возможности рево-



_____________________________________

*) В Гааге мне пришлось беседовать с одним итальянским делегатом, недавно побывавшим на юге России. Этот делегат особенно интересовался условиями труда в советской России и усиленно доказывал, что эти условия не могут быть такими же, к каким привык итальянский рабочий. Ту же мысль, как известно, развивал и Урквардт в своих переговорах с большевиками.



Стр. 273



люции в Европе, обе стороны, каждая исходя из своих соображений, шли на мирное вмешательство в русские дела в международном порядке.

Советская власть, зазывая иностранных капиталистов в Россию, всячески пропагандируя на Западе в рабочих массах мысль о том, что соглашение с ней необходимо для смягчения мирового кризиса путем восстановления русского рынка, поддерживала в действительности политику мирового капитализма и помогала ему создавать в рабочих массах иллюзии и отвлекать их внимание от внутренних реформ. В особенности после того, как советская власть отказалась от немедленной мировой социальной революции, ее настойчивость в пропагандировании необходимости соглашения с советской Россией помогала не развитию революционного сознания в рабочих массах, а укреплению западноевропейской буржуазии.

Советская власть и в этом вопросе сыграла роль реакционного фактора.



III.



Постановление Верховного Совета 1920 года привело прежде всего к заключению торгового договора между Англией и советской Россией 16 марта 1921 г.

По поводу этого договора английскими государственными — политическими и экономическими — деятелями было сказано много всевозможных высокопарных слов, которые в равной мере обнаруживали и весь цинизм английской политики и совершенно исключительное невежество в отношении России. Тем не менее договор этот имел бесспорно один положительный результат. Он заставил Англию столкнуться непосредственно с советской экономической действительностью и обнаружить то, чего не подозревали и многие из европейских противников торгового соглашения с советской властью. Прежде всего, торговля между Англией и советской Россией дала ничтожные результаты. Всего лишь через полгода, в октябре 1921 г. канцлер казначейства сэр Роберт Хорн, подводя итоги торговле с Россией, должен был признать, что эта торговля не оправдала возлагавшихся на нее надежд.

В течение всего 1921 г. Англия занимала первое место во внешней торговле России. Она доставляла 35,2% всего русского ввоза, или 19,5 милл. пудов, и поглощала 48% русского вывоза, или 6, 2 милл. пудов. В советском ввозе Англия играла ог- 



Стр. 274



ромную роль. В английской же внешней торговле вывоз в Россию занимал ничтожное место.*)

Вывоз из Англии в 1921 году распределяется следующим образом:



Вывоз в:  
м. ф. ст.  
в % % к общему 

вывозу

Бр. Индию  
111,5 
13,7

Соед. Штаты 
64,5 
7,9

Францию 
57,0 
7,0

Австралию 
48,4 
5,9

Германию 
40,7 
5,0

Голландию 
36,4 
4,4

Россию 
3,3 
0,3




При таких ничтожных размерах вывоз в Россию естественно не мог оказать никакого влияния на разрешение кризиса в британском народном хозяйстве.

При этом необходимо заметить, что вывоз Англии в другие страны относительно остался без изменений по сравнению с довоенным временем. Вывоз в Индию, Соединенные Штаты, Францию, в страны, служившие главными покупателями британских товаров, занимает теперь почти то же место в общем вывозе из Англии, какое он занимал и до войны. Между тем вывоз в Россию действительно сильно упал. Даже по наиболее высоким данным «Экономиста» он составлял:



в 1913 г. 
27,7 м. ф. ст.  
или 4,4 %

в 1919 г. 
17,5 
1,8 %

в 1920 г. 
16,0