Ландау Г. «Современные записки». Книги 5–6 // Руль. 1921. 9 октября (26 сентября). № 273. С. 7.

Григорий Ландау

«Современные записки». Книги 5–6

Последние две книжки «Современных записок» закрепляют тот облик журнала, который уже наметился в предыдущих, как интеллигентского умеренно-консервативного органа. Журнал поддерживает давнишние традиции уже внешним своим видом, распределением материала, исконностью отделов и их характером. Традиции поддерживаются без запальчивости и даже без особого увлечения, но с неуклонностью устоявшейся привычки; тон консервативно-умеренный и потому сочетается с терпимостью. Разумеется, журнал демократичен, но без яркости. Он социалистичен, но без задора. Так, он даже допускает статью Ст. Ивановича, подвергающую критике русскую социал-демократию (правда, это не самокритика, а критика соседа). Журнал социально-оптимистичен, но помещает и статью проф. М.И. Ростовцева. Он догматичен, ибо обладает вместе со своей партией основами готовой истины, но дает место и скепсису Льва Шестова. Это вовсе не значит, что журнал беспринципен; наоборот, он охраняет все традиции, но охраняет их с умеренностью уравновешенной терпимости.

В содержательной статье М.И. Ростовцев разоблачает необоснованный оптимизм идеи человеческого прогресса: культуры гибнут и на новых местах зарождаются новые для новой гибели; будущее не всегда ведет вперед, а подчас и назад. В статье нет готического взлета и кружевной отделки, нет грандиозного напряжения шпенглеровских построений; в ней ученый и мыслитель в заботе о судьбе родины как бы шлет предостережение современникам и согражданам. Шестов как всегда литературно заинтересовывает новым скептическим вариантом своей привычной антирационалистической догмы. В отличие от мысли построяющей — мысль разрушающая, чтобы быть заразительной, должна быть взята в железные клещи методичности. Шестов не методичен и потому не очень убеждает, каковой задачей, впрочем, к обоюдному удовлетворению читателя и писателя и не задается. С. Ивановичу за взятую на себя задачу выяснения упадка русской социал-демократии <так!>. Не то, чтобы задача представлялась затруднительной, но она чрезвычайно скучна, и хорошо, чтобы ее осуществлял кто-нибудь изнутри, достаточно заинтересованный, чтобы еще все принимать всерьез, отошедший достаточно в сторону, чтобы отнестись с надлежащей критикой. В статье «Крестьянство и интеллигенция» Кочаровский дает трогательное зловеще не поддающейся воздействию времени устойчивости убеждений <так!>. Он между прочим сообщает, что в эпоху крепостного права большая часть крестьян уже начерно осуществила национализацию земли, — очевидно, таковая совместима с самодержавием. После некоторой пертурбации, вызванной освобождением крестьян, последовал — в эпоху Александра III — период роста и развития крестьянской жизни. Но подлинный ее расцвет, экономический и культурный, наступил в Столыпинскую эпоху, — очевидно, успехи крестьянства как-то особенно тесно связаны с реакцией, из чего Кочаровский делает вывод о необходимости для него революции. Беда же вся в интеллигенции, отрекшейся от общины. В живых очерках М. Алданов дает характеристику Людендорфа и Клемансо, как ретрограда и охранителя. Очерки читаются с интересом, даже если и не убеждают в том, что именно в этих чертах ключ к пониманию характеризуемых лиц. Есть в журнале и другое, заслуживающее внимание и нисколько не волнующее (последнее отнесем и к полемике с «Рулем»). Словом, в нем много хорошего и только портит его недостаточность весьма плохого, но зато близкого нам — современности. Он не тревожится, не взирая на Ростовцева; он бы мог успокоить также и читателя, если бы только читатель поверил, что действительно кругом ничего особенного не происходит. Но читатель этому не поверит и удивится тепличному уюту журнала.

К беллетристическим произведениям, помещенным в рассматриваемых книгах, придется вернуться в другой связи по окончании некоторых из них.