А. Аргунов. [Рец. на кн.:] Крестовская Л. Из истории русского волонтерского движения во Франции. Paris: Рус. книгоизд-во Jacques Povolozky, 1921
Аргунов А.А. [Рец. на кн.:] Крестовская Л. Из истории русского волонтерского движения во Франции. Paris: Рус. книгоизд-во Jacques Povolozky, 1921 / А. Аргунов. // Современные записки. 1921. Кн. VI. Критика и библиография. С. 321–323.



Стр. 321



КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ.



Лидия Крестовская. – ИЗ ИСТОРИИ ВОЛОНТЕРСКОГО ДВИЖЕНИЯ ВО ФРАНЦИИ.





Книга Л. Крестовской будит воспоминания недавнего прошлого. Франция в момент начала всемирной войны: всеобщая мобилизация, волнующийся Париж. Чувство опасности и сознание необходимости борьбы охватили не только граждан Франции. Заволновалась также и многолюдная иностранная колония Парижа, чувствуя необходимость принять то или иное участие в надвигающихся событиях, в начавшемся кровавом споре народов.

Открылась запись волонтеров. Русские оказались в первых рядах. Более 9000 русских прошло через рекрутский набор в парижском Maison des Invalides, и 4000 из них немедленно же были отправлены в лагеря, потом на фронт, с которого немногие вернулись обратно.

Л. Крестовская пишет об этих русских волонтерах. Не ищите в ее книге изображения боев, в которых участвовали волонтеры, истории их военных подвигов и пр. Не это занимает автора. Близко знакомая со многими из волонтеров, активно помогая им словом и делом, потеряв мужа, убитого на фронте, Л. Крестовская собрала в своей книге богатый материал из личных впечатлений и писем и дает яркую картину переживаний русских волонтеров во французских траншеях и французских казармах.



Стр. 322 



Переживания эти — всегда необычные, часто тяжкие и полные глубокого драматизма.

Состав добровольцев самый разнообразный. Шли на войну, шли добровольно умирать по разным мотивам. «Мы пошли, — пишет один волонтер, — с энтузиазмом для защиты великой республики, очага демократических идеалов и европейской цивилизации, на которую обрушились саранчой хищнические стаи Гогенцоллернов». И тут же рядом голос молодого татарчонка, который, улыбаясь, объяснял свое волонтерство: «люди пошла и я пошла. Моя никто на войну не гонял, моя только войну не видал. Пошел глядать, какая война...»

Но хотя за разное шли волонтеры-русские, но больше всего, как справедливо отмечает 

Л. Крестовская, «за попранное право, за маленькую окровавленную Бельгию, за Францию, за войну войне и за далекую, родную, единую Россию».

Среди волонтеров особое место занял русский республиканский отряд, в ряды которого встали русские эмигранты-социалисты всех партий; это – члены той политической эмиграции, которую теперь редко встретишь на улицах Парижа среди сборища людей, покинувших Россию.

Волонтеры-социалисты 1914 г., «насчитывавшие долгие годы тюрьмы и Сибири, пошли на войну, как в свое время шли на баррикады». Пошли не без предварительного серьезного раздумья, не без внутренней борьбы, не сразу признав французское дело не чужим, а своим делом. В выпущенной декларации они заявили: «мы, социалисты России, глубоко убеждены, что верно, в меру наших сил, служим интересам международного пролетариата, последовательно остаемся непримиримыми врагами российского самодержавия и, наконец, проявляем наибольшую волю к сознательно социалистическому действию, вступая в армию французской республики с лозунгами: «да здравствует демократия, да здравствует германская республика, долой царизм, да здравствует международный социализм».

Тяжелые условия ждали волонтеров. Не только суровая действительность войны, не только траншеи и ежеминутно грозящая смерть.

«Я, — пишет после 8 мес. службы один волонтер, человек российский, небогатого состояния, мастеровой — хотел ехать в Россию, но не имел дороги и застался <так> во Франции; не имею никаких родителей во Франции, не получаю ни письма, ничего решительно, и мне очень скучно. Говорить не могу по-французски и не слышу никакой новости». И кончает: «Да, нечего делать, – сейчас война».

Трудно было таким, без языка и чужим на чужой земле волонтерам, но эти переживания бледнеют перед ужасом



Стр. 323



пыток, которые пришлось пережить русским идеалистам в рядах знаменитого иностранного легиона, куда записали волонтеров в начале войны.

Эта самая мрачная и ужасная страничка в русском волонтерстве. Помещенные в легионе, в который стекся всякий сброд, под суровым, грубым режимом исправительных батальонов русские волонтеры со своими верованиями и настроениями задыхались, мучились.

Судьба послала им не траншею, а тюрьму. Большинство вырвалось из нее после долгой борьбы и было размещено по свободным французским полкам.

Но многие претерпели драму до конца, а некоторые погибли. Погибли трагически. Нельзя без волнения перечитывать описание расстрела чернокожими солдатами девяти русских волонтеров, умерших с криком: «да здравствует Франция, да здравствует Россия».

Наконец, некоторые попали на каторжные работы в Алжир, где «жизнь создалась такая ужасная, что многие рубили себе пальцы, только бы попасть в госпиталь. Условия жизни и окружавшая обстановка, как жгучее клеймо, ложились на душу».

Были драмы, были и постоянные страдания от оскорблений в грубой и, главное, чужой среде. Особенно больно задевало непонимание мотивов, двинувших людей на добровольное служение Франции и заподазривание даже в том, что паек желают заработать эти волонтеры для себя и для семей.

Трудно было сохранить в таких условиях бодрость духа и веру в правое дело, а из тыла уже неслись голоса скептические и явно враждебные: там шли споры, полемика; нарождался Киенталь и рука об руку с ним выступал в Париже Троцкий со своей пропагандой и многие, что были с ним.

Но шла война, и гибли добровольцы. Каждый день приносил в Париж список выбывших. Из республиканцев вернулись единицы. Простые русские кресты выросли на чужих полях.

Сейчас эти кресты уже вероятно снесены временем, и могилы русских сравнены с землею и забыты. Забыты теми, за кого отдана жизнь, лучшая из жизней.

Париж не поместил их под своей аркой триумфа и не воздал им должного.

Только будущая Россия, о которой мечтали в своих траншеях волонтеры, вспомянет их и приютит среди бесчисленных своих могил.

Книга Л. Крестовской — это венок на могилу добровольцев, венок из русских незабудок, сплетенный заботливой, любящей рукой. 



А. Аргунов.