Проф. бар. Б.Э. Нольде. Вашингтонская конференция

Нольде Б.Э. Вашингтонская конференция / Проф. бар. Б.Э. Нольде. // Современные записки. 1921. Кн. VIII. С. 240–258.

Созыв и программа Вашингтонской конференции об ограничени морских и сухопутных вооружений.


Стр. 240



ВАШИНГТОНСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ.



Политические методы Европы и Америки совершенно различны. Исторически воспитанные в условиях суровой международной борьбы, европейские народы выработали традиции и приемы, чуждые и непонятные далекой Американской республике, которой никто никогда не угрожал и которая довлеет самой себе, окруженная клиентелой слабонаселенных и слаборазвитых второстепенных американских народов. Единственная истинно «инсулярная» страна, Соединенные Штаты создали на своем острове-континенте свою дипломатическую традицию и свои дипломатические приемы, которые тоже чужды и малопонятны Европе. На наших глазах эта взаимная отчужденность и непонимание проявились в грандиозном по размерам эпизоде американского появления в лагере противогерманской коалиции в конце мировой войны: они пришли, помогли победе, запутались, в лице Вильсона, в сложных европейских дипломатических сетях, потом, соскучившись их распутывать, просто их разорвали и ушли, со вздохом облегчения поставив крест на Европе с ее победителями и побежденными. Их не поняли, и они никого не поняли.



Стр. 241



Произошло «недоразумение», только в невиданном и неслыханном размере.

Созыв Вашингтонской конференции непосредственно связан с историей этого недоразумения. Американские государственные люди, сменившие администрацию президента Вильсона уже в период борьбы из-за ратификации Версальского трактата и затем во время избирательной кампании, приведшей к выбору президента Хардинга, исходили из того, что все сделанное в Париже в момент ликвидации европейской войны было сделано плохо, что Версальский договор построен необыкновенно неудачно, что президент Вильсон вел дело как раз не так, как того желала Америка, что он не понял американского идеала и дал себя опутать европейской дипломатией. В проекте резолюции, предложенном сенату 39 сенаторами в момент приезда Вильсона в Америку во время Версальской конференции, — проект, под которым стоят подписи всех видных деятелей нынешнего Вашингтона: Хардинга, Лоджа, Джонсона, Бора, покойного Нокса, — мы читаем: «... да, будет постановлено Сенатом Соединенных Штатов, действующим во исполнение своей конституционной обязанности давать советы относительно трактатов, что, по мнению сената, при искреннем желании, чтобы народы мира соединились для укрепления мира и всеобщего разоружения, конституция Лиги Народов в предложенной на конференции форме не должна быть принята Соединенными Штатами...» 1). Став у власти, противники Версальского договора хотят достигнуть его по-своему, по-американски. И они избирают путь, который намечен резолюцией противников президента Вильсона в сенате — путь «укрепления мира и всеобщего разоружения» и созыва для этого конференции в Америке по методам американским, без «тайной дипломатии», при свете огромной американской и мировой рекламы, в атмосфере откровенности и искренности, путем честных дебатов о великих «принци-



_____________________

1) D. J. Hill, Present problems in foreign policy, New York and London, 1919, 63, 305!



Стр. 242



пах», составляющих содержание «политики» Соединенных Штатов и изложенных в нотах ее знаменитых президентов и государственных секретарей.

Задуманная как американский противовес Версалю и Лиге Народов, Вашингтонская конференция, по мысли президента и государственного секретаря, есть прежде всего конференция о «разоружении». Так она была в первую минуту объяснена американскому общественному мнению, и недавние телеграммы из Вашингтона оповестили, что после некоторых колебаний государственный департамент постановил Конференцию официально именовать «конференцией о разоружении». Но уже в момент ее созыва в июле месяце этого года к этому пункту программы был прибавлен другой — существенно иного порядка, отвечающий в очень конкретной форме на вторую формулу сенатской резолюции Лоджа 1919 г.: «укрепление мира», а именно тихоокеанские политические проблемы. Разного рода мотивы могут объяснять появление этой второй части программы. На Дальнем Востоке для Америки сосредоточены те вопросы, которые суть для нее вопросы «войны и мира»: совершенно искренняя логика искания «всеобщего мира» ведет к необходимости умиротворения на Дальнем Востоке как предпосылки этого «всеобщего мира». Таково и есть официальное объяснение появления дальневосточных вопросов в программе конференции. Но да позволена будет к этому официальному объяснению некоторая оговорка. При всем своеобразии методов американской дипломатии, оперирующей великими идеалами и принципами, столько раз объявленными органически отличными от европейской политики интересов и равновесия, все же Вашингтонский государственный департамент есть орган весьма трезвого и весьма делового народа. Этот трезвый и деловой народ мало интересуется и мало заинтересован рядом международных вопросов, волнующих Европу. Но Тихий океан и его вопросы — другое дело. На Дальнем Востоке работает американский капитал; там голос американской дипломатии слышен ежечасно; там налицо реальные задачи, сталкивающиеся с такими же реальны-



Стр. 243



ми задачами других стран; там кончается «инсулярность» и происходит встреча с соседями. В Версале президент Вильсон столкнулся с частью этих дальневосточных весьма реальных дел, но то, что он сделал, было единодушно осуждено американским общественным мнением. Может быть, в той частичной трактовке вопроса, которая вытекала из заданий Парижской конференции самой по себе, лежал залог неуспеха. Как бы то ни было, дело Вильсона подлежит исправлению». Если в Вашингтоне Тихоокеанское положение будет во всей его полноте подвергнуто обсуждению, то государственный департамент может надеяться лучше справиться с охраной американских прав и интересов.

Мир мало знает государственного секретаря Юза; до появления в государственном департаменте он только раз был в полосе света как республиканский кандидат на пост президента при выборах 1916 г. Читая сборник его речей, изданных в ту минуту, получаешь впечатление, что нота трезвого американского национализма составляет характерную черту его политического мышления. «Нас одушевляет, — кончал он речь в Карнеги-Холле 31 июля 1916 г., заявляя о принятии президентской кандидатуры, — образ подготовившейся и охраняющей свою безопасность Америки; сильной и справедливой; стоящей на высоте своей задачи; образец способности и готовности свободного народа». И в другом месте: «Я стою за американизм, который не знает других целей; за патриотизм, который един и целостен... Мы должны обладать силой, которой требует самоуважение, силой деятельного народа, готового ко всякой случайности»1). При таком настроении для Юза, государственного секретаря, Вашингтонская Конференция — не только случай изложить исповедание американского дипломатического символа веры, но и случай «для сильной и справедливой» Америки отстоять совокупность своих действительных прав и интересов на Тихом океане. Но, конечно, все то «реальное», что скрыто, вероятно, в



_________________________

1) Addresses of Charles Evans H u g h e s, 1906 — 1916, 2 d edition, New York and London, 1916, 16, 5.



Стр. 244



замысле Вашингтонской конференции, не видоизменит основных методов, которые будут открыто управлять американцами во время Конференции. Для них Конференция останется попыткой американскими честными приемами и прямыми путями найти подлинный обетованный мир, ускользнувший от хитрой и изворотливой Европы в Версале.

Но учтем всю чистоту политического воздуха Вашингтона; учтем, что во имя завоевания симпатий Америки никто не будет жалеть слов и, в известных пределах, не одних слов, но и реальностей; все же в Вашингтоне соберется группа стран, воспитанных политически и исторически не по-американски, а каждая по-своему, с каждой из них свойственными традициями и каждою из них сознаваемыми национальными интересами. Спрашивается, в какой мере драма и комедия мировой истории изменится от того, что они будут разыграны сейчас на другой сцене. В этом, конечно, коренной вопрос, связанный с Вашингтонской конференцией. На него я попытаюсь ответить, взяв по очереди основные части Вашингтонской программы.



II.



Программа Вашингтонской конференции гласит:

1. Ограничение морских вооружений, причем будет обсуждено основание ограничения и пределы его осуществления;

2. Правила для контроля над новыми средствами войны;

З. Ограничение сухопутных вооружений;

4. Тихоокеанские и Дальневосточные вопросы, включая вопросы, касающиеся Китая, как-то: территориальная целостность, административная целостность, открытая дверь или равенство торговых и промышленных возможностей, развитие железных дорог (включая планы касательно Китайской Восточной железной дороги), преференциальные железнодорожные тарифы и положение существующих приобретений;



Стр. 245



5. Сибирь, те же вопросы;

6. Острова под мандатами (если вопрос не будет разрешен ранее).

Таким образом, вопрос о разоружении, с одной стороны, и вопросы о Китае и Сибири, с другой стороны, составят основное содержание Конференции. Рассмотрим их в свете накопленного народами опыта и нынешних практических возможностей не для того, чтобы пытаться предсказать, что выйдет из их обсуждения, а чтобы оценить замысел Вашингтонской конференции как этапа развития современного человечества. 

Разоружение есть старый и болезненный вопрос международных отношений, над которым издавна тяготеет тяжелый фатум постоянного неуспеха в его обсуждении. В 1898 г. легкомысленнейший русский министр иностранных дел последнего столетия граф М. Н. Муравьев созвал для его решения Первую гаагскую конференцию мира. Несмотря на то, что техническими военными и морскими русскими экспертами было сделано очень многое для того, чтобы правильно поставить вопрос и наметить практические правовые формы его разрешения — кстати сказать, никогда позднее такой глубокой его разработки, как было сделано русской делегацией на конференции 1898 г., никто не предпринимал, — мысль Муравьева не нашла себе, как известно, никакого отклика: Германия ее объявила еретической, а Франция в лице Делькассе отнеслась к русскому почину как к попытке ослабить ценность франко-русского союза.

Сэр Генри Камбелль-Баннерман настоял на том, чтобы в программу Второй конференции мира 1907 г. вопрос о разоружении был снова включен. Но никто не делал себе иллюзий относительно исхода его обсуждения. Я отчетливо помню сцену, как А. И. Нелидов, председатель Конференции, уславливался с английским делегатом Фреем, бароном Маршалем и Леоном Буржуа о том порядке, в котором предложение должно было быть с честью похоронено, и как потом эта церемония с коренным и неизбежным лицемери-



Стр. 246



ем всякого международного собрания протекла в готической рыцарской зале уютной Гааги.

Перед великой войной сделана была еще попытка поставить вопрос, попытка, связанная с именем лорда Холдэна. Теперь этот многозначительный эпизод в развитии событий, приведших к катастрофе мировой войны, хорошо известен1). После Агадира и речи Ллойд Джорджа против Германии министерство Асквита сделало попытку достигнуть миролюбивого соглашения с Германией. В феврале 1912 г. в Берлин был послан лорд Холдэн, тогда военный министр, которому поручено было говорить о договорном ограничении морских вооружений, о политическом соглашении с Германией. Ни того, ни другого не произошло — здесь не стоит разбирать, по чьей вине. Отмечу только, что постановка вопроса об ограничении морских вооружений была здесь чрезвычайно элементарной. Англия ставила Германии условие признания сей последней принципа, что английский флот должен быть сильнее флотов двух следующих по морскому могуществу стран, и предлагала ей отказаться от дальнейшей постройки военных судов в обеих странах; она указывала, что, если Германия увеличит свой военный флот, то Англия немедленно по принципу «двух держав» соответственно будет строить двойное число судов для себя. Германское правительство считало, что такое соглашение могло бы иметь смысл и оправдание только при наличности политического соглашения, а когда последнего не состоялось, оставила мысль об ограничении морских вооружений.

В разгар мировой войны в одном из документов крупнейшего значения, исходивших от держав Согласия, а именно в ответе их на германские мирные предложения конца



________________________

1) Документ у N i e m e y e r u n d S t r u p p, Die völkerrechtlichen Urku den des Weltkrieges, I (1916), 155—209; затем v. B e t h m a n n - H o l l w e g, Betrachtungen zum Weltkriege, I (1919), 45 ff.; Viscount H a l d a n e, Before the war, 1920, 20 К. и интереснейшие разговоры Грея с графом А. К. Бенкендорфом в сборнике v. S i e b e r t, Diplomatische Aktenstücke zur Geschichte der Ententepolitik der Vorkriegsjahre, 1921, 738 ff.



Стр. 247



1916 г., в числе обвинений, с которыми эти страны обращались к Германии, значилось, что на Первой конференции мира Германия провалила проект разоружения. Естественно, в четырнадцати пунктах президента Вильсона, намечавших условия, которые кончали войну согласно официальной идеологии держав Согласия, разоружение заявлялось как необходимая часть мирной программы. Пункт четвертый гласил: «Соответствующие гарантии, данные и принятые, что национальные вооружения будут уменьшены до низшей точки, совместной с внутренней безопасностью».

Как известно, на деле, случилось, что гарантии были действительно «даны и приняты», но только односторонне: приняты победителями и даны побежденными. Разоружили Германию, Австрию, Венгрию, Болгарию и, на бумаге Севрского договора, Турцию, практически уничтожив их флоты и радикально сократив их армии и военные средства. Все остальные страны остались вооруженными по-прежнему. Лишь в качестве пережитка лицемерных разговоров о разоружении во время войны в мирные трактаты попали следующие вступительные слова, предпосланные постановлениям о принудительном разоружении побежденных: «Чтобы сделать возможным начатие общего ограничения вооружений всех народов, Германия (Австрия, Венгрия, Болгария, Турция) обязуются строго соблюдать военные, морские и воздушные постановления, которые следуют». Сверх того, как некая память о четвертом пункте президента Вильсона, в уставе Лиги Народов фигурирует весьма расплывчатая статья 8 — робкая отписка в цепи лицемерных обещаний: «Члены Лиги признают, что сохранение мира требует сокращения национальных вооружений до низшей точки, совместимой с национальной безопасностью и охраною общим действием международных обязательств. Совет, принимая во внимание географическое положение и обстоятельства каждого государства, будет составлять планы относительно такого сокращения, для рассмотрения и решения отдельных правительств. Такие планы будут подлежать новому рассмотрению и пересмотру по крайней мере каждые де-



Стр. 248



сять лет». Разоружение не обязательно, но обязательна переписка на тему о разоружении — таков юридический итог мирных трактатов.

Надо отметить, что и эта возведенная в международную обязанность международная переписка на тему об «ограничении вооружений до низшей точки» предпринята была достаточно вяло. На пятой сессии Совета Лиги Народов в Риме 19 мая 1920 г. Совет поручил постоянной совещательной комиссии по вопросам военным, морским и воздушным начать техническое изучение мер, вызываемых ст. 8 Устава. Комиссия собралась в С.-Себастьяне в августе 1920 г., но занялась другими вопросами, оставив вопрос о ст. 8 до своего собрания в Брюсселе в октябре того же года, когда было принято решение приступить к «исследованию». Происходившая одновременно в Брюсселе 10-я сессия Совета Лиги одобрила такое решение. В Женеве на первой сессии Собрания Лиги в ноябре и декабре 1920 г. вопрос был обсужден еще раз и принято одно «решение» и одно «пожелание»: «решение» заключалось в образовании новой, расширенной комиссии для рассмотрения вытекающих из ст. 8 вопросов с участием знатоков политических, социальных и экономических дел; «пожелание» — в том, чтобы Совет Лиги предложил на рассмотрение правительств возможность не увеличивать в течение двух бюджетных лет ассигнований текущего года на вооружения — скромное средство «ограничить вооружения до низшей точки». На двенадцатой сессии Совета в Париже 25 февраля 1921 г. постановили исполнить и «решение» и «пожелание» Женевского собрания. Пожелание было направлено правительствам и получены ответы. Докладывая о них в комиссии Собрания Лиги в Женеве в сентябре 1921 г., Вивиани должен был отметить, что, хотя ответы в общем сочувствовали духу сделанного предложения, они указывали на неустойчивость международного положения и на разного рода другие трудности в осуществлении приостановки роста военных бюджетов. В конце сессии Собрание постановило вторично рекомендовать



Стр. 249



державам «пожелание» предшествующей сессии 1).

Итог невелик, и можно сказать, что накануне Вашингтонской конференции вопрос об ограничении вооружений стоит по-прежнему совершенно открытым. Его предстоит решить заново, если вообще его можно решить.

На этот раз он ставится в круг «союзников» — стран, только что совместными усилиями ведших общую войну и достигших общей победы. Но всякий знает, что противонемецкая коалиция была слажена как политическое предприятие, в которое участники вкладывали разный моральный и материальный капитал. Оставшись без противника, коалиция стала суммою держав с общими союзными воспоминаниями, но без общей союзной действительности. Самая прибыль на вложенный в коалицию капитал стала исходной точкой для внутренней борьбы внутри этой суммы держав; я не говорю уже о старых политических конкурентах.

Американское правительство, формулируя программу Вашингтонской конференции, выдвигает на первое место морские вооружения. Здесь в самом деле первый и самый острый вопрос внутренних отношений бывшей коалиции. Соперничество в постройке военных судов между Японией и Соедин. Штатами давно условлено считать очередной серьезной опасностью для сохранения всесветного мира. Конечно, вопросы войны и мира не исчерпываются учетами коэффициентов морских кораблей и достоинств морских баз. За ними стоит политика, т. е. та бесконечная совокупность моральных и материальных данных, которая обусловливает психологию и решения народов. На эту психологию и на эти решения лишь частично, но все же существенно давят военные в чистом виде факторы. Спрашивается, удастся ли сделать что-нибудь реальное в Вашингтоне путем непосредственного воздействия на эти чисто военные факторы.

Опыт человечества в этом направлении не дает поводов к особенному оптимизму. Народы разоружались, когда



_______________________

l) Société des Nations, Journal Officiel, 1920, № 3, 136; № 6, 346;

№ 8, 83; Special Supplement (January 1921), 31; 1921, № 1, 27; № 2, 148;

№ 3, 257; Le Temps, 9 Septembre 1921, 30 Septembre 1921.



Стр. 250



их побуждали и навязывали им разоружения. Добровольного разоружения по взаимному договору искали достигнуть много раз, но никогда не достигали. И не достигали потому, что более сильные страны всегда хотели, чтобы договор признал за ними эту силу, и как раз в прежней пропорции, а более слабые не хотели договорно узаконивать своей относительной слабости. Я не военный техник и не могу судить, в какой мере в Вашингтоне можно остановить соперничество американских и японских морских вооружений. Но как изыскать договорную формулу соотношения сил двух живых народов при неясности веса отдельных элементов, из которых слагается каждая сила (корабли и базы?) при непрерывной изменчивости во времени этого соотношения (программы судостроения)? А раз трудно разрубить узел центральной, японо-американской проблемы разоружения, можно ли сказать с уверенностью, что установится предел военному могуществу Англии, что остановят рост морского флота Франции либо Италии.

Еще меньше шансы разрешить сухопутную проблему вооружений. Во Франции мелькает мысль, что, может быть, каким-то чудом провалившийся замысел Клемансо и Тардье о военном союзе с Соединенными Штатами для охраны германской границы снова в Вашингтоне станет возможным. Иллюзия. Союз был мертв уже в ту минуту, когда Президент Вильсон писал под ним свою подпись, и его ничто оживить не может. Европа останется страной великих армий, пока в ней самой не изменится общая политическая атмосфера. Нельзя привезти с собой вашингтонский воздух, чтобы очистить эту атмосферу, создаваемую неизжитой ненавистью, вновь рожденными малыми империализмами, хаосом русского и турецкого Востока. 



III.



Остается думать о другом. Может быть, с таким оптимизмом обещаемый американскими инициаторами Конференции успех последней обеспечит мир иными средствами пу-



Стр. 251



тем толкового и действительного улаживания политических распрей на Дальнем Востоке и построения там такого порядка, который снимет с очереди самую возможность помышлять о дальнейшей борьбе, — самый смысл военных кораблей и военных баз, армий и авионов.

Программа, предложенная американским правительством, говорит только о части тех вопросов, что составляют содержание колоссальной по своим размерам и по своему значению дальневосточной проблемы. Она говорит о Китае и о Сибири, но умалчивает об основных общеполитических предпосылках, на которых покоится политическое равновесие на Тихом океане. В первую очередь она молчит об англо-японском союзе и об отношении к нему Соединенных Штатов. Формально, конечно, этот вопрос — не дело Конференции, но по существу все знают, что судьба этого теперь уже весьма почтенного по своему историческому возрасту союзного договора — он родился в 1902 г. — определится в Вашингтоне. Другая, не меньшего значения общеполитическая перемена в обстановке на Дальнем Востоке уже дана, и ее Конференция неизбежно зарегистрирует как молчаливую предпосылку своей работы. Эта перемена — исчезновение России как одного из главных, если не главного фактора политического равновесия на Дальнем Востоке. Чита и Владивосток эквивалентом Великой России служить не могут; не служит таким эквивалентом и та абстрактная идея будущей России, в сочувствии к которой Америки и Франции не следует черпать излишних надежд.

Если то, о чем умалчивается в программе Конференции, важнее того, о чем в ней сказано, то все же и сказанное достаточно важно. Пункты программы о Сибири и Китае — это то, чем ежедневно живет Дальний Восток и что составляет деловое содержание дипломатической работы на Дальнем Востоке в настоящее время.

Странно и тягостно объединение этих двух вопросов; точно действительно все, что можно сказать и постановить о Китае, можно сказать и постановить о Сибири. Я ни на минуту не колеблюсь думать, что такой параллелизм тем — Китай



Стр. 252



и Сибирь — исторически произволен и исторически преходящ. Сибирь — не объект дипломатических сговоров и иностранной опеки, а часть великой страны, за которой материальная и моральная мощь издавна утвердила ее права. 

Сделаем на минуту попытку приложить, как то советует американская программа Конференции, к Сибири совокупность понятий «территориальная целостность, административная целостность, открытая дверь или равенство торговых и промышленных возможностей, развитие железных дорог, преференциальные железнодорожные тарифы и положение существующих приобретений». Что значит вся эта пестрая, выросшая в Китае терминология, когда ее приложить к Сибири? Даже сейчас, в минуту величайшей разрухи она звучит недоразумением. Без участия России будет сказано, что в Сибирь должна вести «открытая дверь». Допустим, что теоретически будет обеспечен вход в большевистское царство в том его странном варианте, который почему-то именуется Дальневосточной Советской Республикой. Но опыты такого проникновения свидетельствуют, что даже в заразе большевизма русский народ сохранил упорное нежелание подчиниться иностранному рабству. Читая приходящие с Дальнего Востока русские газеты, каждый день убеждаешься, насколько интенсивно это упорное отталкивание и выталкивание иностранных элементов из русской далекой окраины. Большевизм облекает этот процесс отталкивания в дикие формы, связанные с наступившей сейчас утратой всякой социальной дисциплины. Но с восстановлением культурных основ русского существования тот же процесс выльется в формах правовой и экономической обороны, с которыми было бы наивно сравнивать те скромные перспективы, которые открывает перед престарелым Китаем его юный национализм.

Или еще: «административная целостность» в применении к Сибири. Какое реальное содержание на пространстве лет может иметь эта формула? Владивосток может быть занят сейчас японским гарнизоном и под его покровом делаться попытка группы русских людей спасти последний



Стр. 253



клочок русской земли от чрезвычайных комиссий и совнархозов. 

Несколько месяцев тому назад японские гарнизоны занимали Сибирь до Байкала и ушли оттуда. Они уйдут и из Владивостока, и «административная целостность» восстановится — я искренно надеюсь — уже в тот момент, когда она не будет равняться подчинению советским порядкам. Меня убеждают в неизбежности торжества «целостности» вовсе не известия, идущие с Дальнего Востока, о принятом кабинетом Хара решении очистить Владивосток, а та основная «психология» ухода японцев из Забайкалья, которая состояла в сознании, что нельзя иностранцам управлять русскими людьми даже там, где, как в Восточной Сибири, огромные земельные пространства еще мало заполнены русской колонизацией.

Мы никогда не должны забывать, что для России, не в меньшей, конечно, а, вероятно, еще в большей степени, чем для Англии, колонизация есть основная формула всей истории. Мы, может быть, не сумели наладить прочного политического и экономического оборудования родины, но мы сумели с потрясающей быстротой и интенсивностью колонизовать необъятные земельные пространства во имя, готов допустить, иногда убогого настоящего, но, неизменно верю, и во имя великого будущего. На Дальнем Востоке так же мало окажется преград движению русского племени, как их мало оказалось, когда русский крестьянин проникал на русский европейский Юг во второй половине XVIII и в первой половине XIX веков, в западную и юго-западную Сибирь во второй половине XIX и начале XX века1). 

В постановке вопроса о Сибири на Вашингтонской конференции слышна двоякая нота. С одной стороны Государственным департаментом Соединенных Штатов была обнародована официальная заметка, где говорилось так: «При отсутствии какого-либо признанного русского правительства охрана русских законных интересов должна падать как мо-



______________________

1) Я рекомендую перечесть классические страницы очерка С т р у в е в книге The Russian realities and problems, Cambridge, 1917, 47 ff.



Стр. 254



ральное попечение на всю Конференцию... Нельзя себе представить, что Конференция примет решения, которые были бы ущербом для законных интересов России или которые каким-либо способом нарушали бы ее права». После этого сообщения, появившегося 19 минувшего сентября, в частных газетных известиях из Вашингтона стало звучать и обратное. Повторяется, что Японию нельзя лишить возможностей экспансии: опасно для держав ее движение на Китай, и следует направить японцев севернее, на временно бесхозяйные территории русского Дальнего Востока. Есть основание надеяться, что эта вторая нота не будет навязана американцам, она идет очевидным образом из других дипломатических канцелярий. Но я не вижу грозной опасности и в этих попытках толкнуть Японию в Сибирь вместо Китая. Не вижу ее и потому, что произвольно направить Японию из Китая в Сибирь — задача нелегкая и, главное, потому, что я достаточно историк, чтобы знать коренную неуклонность колонизационных путей, выбранных Россией.

Результаты обсуждения — заглазно для нас — судеб Сибири на Вашингтонской конференции могут быть лучше и хуже. Они могут, конечно, создать для нас трудности в будущем. Но заочные решения и в истории подлежат отзыву.



IV.



Можно предвидеть, что наибольшей интенсивностью будет отмечено обсуждение на Вашингтонской конференции того пункта программы, который касается Китая. Здесь в самом деле узел основных Тихоокеанских вопросов.

Два основных фактора определяли перед русской катастрофой положение на Дальнем Востоке. С одной стороны, добровольное или, в отношении Германии, насильственное сокращение политической активности европейских держав в Китае: Англия и Франция сохраняют приобретенные к концу прошлого века политические и экономические позиции, не помышляя о их сколько-нибудь живом расширении; Германия на-



Стр. 255



чисто исключена из Китая с переходом всего ее наследства к Японии. Напротив того, Россия, с одной стороны, и Япония, с другой, неуклонно усиливают свою работу в Китае, взаимно опираясь друг на друга. Один из замечательных русских политических людей, ведший в течение последнего перед падением Временного правительства десятилетия русскую дальневосточную политику, Г. А. Козаков (начальник отдела Дальнего Востока в Министерстве иностранных дел), погибший в 1918 г. после бегства от большевиков из Петербурга, с необыкновенной выдержкой, осторожностью, превосходным знанием Востока и блестящей общей политической ориентировкой, шаг за шагом, главным образом последовательным рядом соглашений с Японией, отмежевал для России огромную сферу свободной деятельности в северном Китае. Собственно Китай был отделен от нас двумя созданными им на почве здорового национального самоопределения местных этнографических групп новыми вассальными государствами Монголией и Баргой (Хулунбуиром). Избегая каких-либо присоединений чуждых для нас территорий, Россия обеспечила себе в этих новых политических единицах свободу торговли и широкое поле для промышленной работы и культурного влияния. Одновременно было консолидировано то, что осталось за нами в северной Маньчжурии после японской войны. Венцом этой консолидации было заключение, в первую очередь, с Францией и Англией, соглашений, признававших обязательность для иностранцев русского общественного управления на территории Китайской Восточной железной дороги — этом своеобразном придатке к русской государственной территории, который даже закон о выборах в Учредительное Собрание по моему предложению признал русским избирательным округом. Полученная в 1916 г. железнодорожная концессия Харбин — Благовещенск должна была завершить дело, начатое постройкой Китайской Восточной ж. д. И все эти огромные завоевания сделаны были без всякого шума, не вызвали ни малейших международных затруднений, так что, вероятно, многие русские люди их даже и не заметили.



Стр. 256



Этого мало. Соглашения с Японией 1907, 1910, 1914 и 1916 гг.1) не только обеспечили нам условия свободной работы в соседних областях Китая, но и делали совершенно неуязвимыми наши собственные дальневосточные владения. Деятельность Японии была направлена на юго-запад от линии русско-японского разграничения, проходившей примерно через меридиан Пекина и от Хинганского хребта шедшей к корейской границе. Она ничем не угрожала России, сосредоточиваясь первоначально на Внутренней Монголии и южной Маньчжурии, а после завоевания Шаньдуньского полуострова в 1914 г. и после — следовавших за ним и заключавших обширную программу проникновения в Китай т. наз. «21 требований», предъявленных Китаю в 1915 г. на Шаньдуне и в провинции Фу-Киен против Формозы 2).

Уйдя в Китай, Япония неминуемо должна была встретиться там с Америкой. Раздел Китая, начавшийся еще в 1898 г. и в последние годы вылившийся, благодаря ослаблению работы других стран, главным образом, в японских захватах, как известно, с самого начала вызвал упорное сопротивление американской дипломатии. Уже в 1899 г. государственный секретарь Гей выставил, в противовес политике захватов, пресловутый тезис «открытой двери» в Китае. С тех пор неустанно, с величайшей последовательностью и неуклонностью, американские государственные секретари защищают эту «доктрину», к которой позднее, насколько могу судить, по почину англо-японского союзного договора 1902 г. — всегда присоединяется еще и формула китайской «целостности». Чем интенсивнее шло проникновение Японии в Китай, тем чаще и настойчивее Америка представляла свои возражения. Кульминационным их пунктом были протест по поводу «21 требо-

_______________________

1) Текст их теперь известен из книги S i e b e r t, Dipl. Aktenstücke, 265, 289.

2) История японской политики в Китае с американской точки зрения у Willoughby. Foreign rights and interests in China, 1920, 311 ff., с японской точки зрения у Kawakami, Japan in world politics, 1917, и особ. Japan and World peace, 1919.



Стр. 257



вания» в 1915 г.1) и все споры вокруг Шаньдуньского вопроса в связи с Версальским договором. 2)

Конечно, неюридические достоинства формулы «открытая дверь» обеспечили несомненные успехи, достигнутые американскими дипломатами в их возражениях против японских захватов последнего времени. Что значит «открытая дверь»? Формула поясняется в программе Вашингтонской конференции словами «равенство торговых и промышленных возможностей». В правовом смысле такое равенство никогда не оспаривалось в Китае: все договоры держав с Китаем покоятся на «наибольшем благоприятствовании», которое и есть «равенство возможностей». С другой стороны, ни одна страна, ни у себя дома, ни в Китае, не может обойтись без дарования и приобретения прав концессионно-монопольного типа. Чтобы не идти далеко, достаточно указать, что американскими гражданами и предприятиями приобретено множество такого рода концессий в Китае, которые по существу устраняют и не могут не устранять соответственные возможности других держав. Американские формулы качественно выражают то, что есть различие количественное: японцы просто приобрели права в большом числе и большего объема, чем их соперники. Проявляемая сейчас японцами уступчивость, особенно ясная в Шаньдуньском деле, вызвана, конечно, не магическим действием формул «открытой двери» и «целостности» Китая, а тем, что за этими формулами есть реальность сильного и враждебного политического влияния.

Уступки свидетельствуют, что почва для компромисса по китайским делам между Японией и Американскими Соединенными Штатами может быть найдена — если не изменятся настроения, представлявшиеся покойным премьером Хаара, — и в Вашингтоне. Опасность осложнений, вероятно, не только в политике этих двух стран: новые истолкования пресловутых формул сумеют покрыть реальные компромиссы интересов двух стран, одинаково заинтересованных в том,



____________________

1) Mac-Murroy. Treaties and agreements with and concerning China, II (1921), 1236.

2) Lansing. The Peace Negotiations, 1921, 217 ff.



Стр. 258



чтобы условия экономического проникновения в Китай оставались разумными. А «административной целостности» — новый термин, введенный в программу Конференции, раньше встречавшийся только в книгах, а не в дипломатической переписке — Китай, закладывающий государственные доходы для получения самой маленькой суммы займа, все равно не достигнет. Трудности возможны со стороны Китая. Мечта стать страной полной международной экономической и правовой автономии, составляющая содержание новейшей китайской политики и только что так наглядно проявившаяся в упразднении внеземельности русских граждан в Китае, может затруднить пока единственно возможные компромиссные решения. Но, конечно, это скорее трудности процедуры, чем возможный источник коренного неуспеха Конференции.

Вероятность японских уступок увеличивается тем, что раньше солидарной с ней России нет, и она одна перед ареопагом великих держав, ищущих американских симпатий в своих общих мировых расчетах. На карте стоит для Японии и ее английский союзный договор. Он мало популярен в английских доминионах, представители которых будут заседать в Вашингтоне, а для самой Англии он, по общему убеждению, не должен превратиться в источник будущего ее конфликта с Америкой. Ради Америки сила союза была раз уже ослаблена при его возобновлении в 1911 г. Дальнейшим этапом может стать превращение союзного акта в какую либо общую международную декларацию о мире, под покровительством которой Японии жить будет труднее, чем в старых условиях политической близости с Англией и с Россией.



Проф. Бар. Б. Э. Нольде.