М. О<соргин>. [Ильин М.А.] Стихотворение. Поэзия и поэтическая критика. Ном. 1. Париж. 1928 // Дни. 1928. 25 марта. № 1369. С. 4.

 

 

 

М. О.

Стихотворение. Поэзия и поэтическая критика. Ном. 1. Париж. 1928

 

Маленький, в один печатный лист журнальчик цель свою видит в «поддержании и укреплении поэтического сознания и в охранении внешне прервавшейся преемственности русской поэзии». Создан он группой молодых стихотворцев (Андреев, Божнев, Булкин, Гингер, Познер, Поплавский, Резников, Сосинский), и от других подобных сборников выгодно отличается не только полной грамотностью, но и отсутствием признака «бунта отверженных»: все названные имена встречаются в поэтических отделах зарубежных изданий.

Цель, конечно, превосходная, хотя не все поэтические течения представлены в сборнике (нет, например, футуристов); но этот пробел ощущается скорее как плюс. Для первого сборника стихи, по-видимому, подобраны тщательно, лучшие образцы каждого поэта. В них, в общем, «не звучен свет, огонь не ярок» (из В. Андреева), все хорошо, ровно и бесспорно, за единым исключением озорного опыта Анны Присмановой («На канте мира муза Кантемира»… Это, право же, напоминает надсоновское: «На мызе Куза муза мызы сидит и смотрит в небосклон», — но только даже Надсон считал это шалостью). Цель «преемственности» достигается не слепым подражанием, а свободным приятием поэтического канона Блока, Сологуба, Пастернака.

В сборнике статья Б. Сосинского «Федор Сологуб», заметки Вадима Андреева о поэзии и две библиографические заметки (о Н. Тихонове и М. Цветаевой). Признанье Б. Сосинского, что «в это десятилетие, когда в нас угасли имена целого поколения, имя Сологуба, обрекшего себя на десятилетнее молчание для мира, порою с прежней силой все же возникало в нас», — это признание, при всем уважении к памяти недавно умершего поэта, нельзя не признать трагическим, — если это не простой словесный оборот; воссоединиться с отходящей в прошлое эпохой через одного Сологуба значило бы встать на путь ложный и страшный. «Взрывая память о Сологубе» (по ужасному выражению Б. Сосинского), мы взрываем не столько его эпоху, сколько болезнь этой эпохи — болезнь пустоты. Вадим Андреев мечтает о том, что в ближайшем будущем «русская поэзия тем или иным путем, но все же утвердит счастливую эпоху единовременного и единоличного сосуществования трех главнейших литературных течений» (символизма, романтизма и реализма). Именно для этого придется впереди имени Сологуба поставить иные, столь напрасно и столь трагически забытые имена. Впрочем, молодые поэты сами доказывают своими произведениями, что в памяти их нет такого досадного провала.

Всякое молодое и серьезное начинание заслуживает приветствия.